Юрий Васильевич Бондарев - Исследование жизни

множество? Одна в том смысле, что искусство отражает и осмысливает объективный мир, в котором правда — закономерность. Не одна в том смысле, что каждый художник по-разному выражает существующую реальность — и в этом выражении объективной истины его индивидуальность. Говоря это, я не имею в виду аномалии искусства. Я говорю о реалистическом мироощущении. Снег может быть не только белым, но и синим, голубым, фиолетовым, пепельным, сиреневым, розовым, сизым, черным, лиловым. Вспомните знаменитых красных лошадей Петрова-Водкина. Вспомните «Звездную ночь» Ван-Гога и эти его ослепляющие звезды, огромные, как луны. Могут ли быть красные лошади? Искажена ли Ван-Гогом звездная ночь? Как известно, есть в искусстве и иная летняя ночь, не менее прекрасная — Куинджи и Васнецова. По особенностям восприятия, эстетического и жизненного опыта одному ближе ночь Куинджи, другому — Ван-Гога. Одному дороже характеры и ситуации книг Александра Фадеева, другому — Всеволода Иванова. И у Фадеева («Разгром»), и у Всеволода Иванова («Бронепоезд 14—69») разными художественными средствами выражена одна мужественная правда — правда революции, осознанная народом.

Конечно же, литература не пошивочное ателье художнических приемов и стиля, не модная мастерская, по выбранной стандартной модели шьющая множество костюмов одного и того же покроя, — какая же это банальная, набившая болезненную оскомину аксиома!

Только в том случае, если писатель собственными средствами, исходя из собственного опыта, нацелен исследовать человека в своем времени, свое время в человеке, а не конструировать персонаж по чужому опыту, взятому напрокат даже из самых гениальных творений, только в этом случае можно ждать от литературы новых открытий душевных глубин человека, скажем, 40, 50 и 60-х годов.

Хотим мы этого или не хотим, наши книги — документ истории, ее дыхание. Но нет истории без человека и нет человека без истории, в то время как человек сам — цепь поступков, во всей социальной сложности выявляющих смысл действительности. Не понимать этого — значит отказаться от постижения своей эпохи и неповторимого героя ее.

Но подобно тому, как иногда возникают в нашей среде дискуссии из-за неодинакового понимания, казалось бы, ясных терминов, так возникают порой озадаченность и споры по поводу современного литературного героя: несет он в себе черты персонажей Шолохова или Николая Островского?

У меня не вызывает сомнений, что главный литературный герой нашего времени должен быть наделен не меньшим богатством духовной жизни, чем шолоховский Григорий Мелехов, не менее социально нацеленным, чем Корчагин Островского. Но это все-таки несколько другой герой, и измеряться он должен духовными категориями своего времени. Эпохальные книги «Тихий Дон» и «Как закалялась сталь» — неоспоримые художественные явления — стали летописью революции еще и потому, что в них есть дерзость в постановке проблем, в книгах этих исследован духовный мир человека на историческом переломе со всеми его противоречиями и поисками истины.

Нельзя правильно понять принцип партийности и народности в искусстве, если не подходить к жизненным явлениям так, как всегда подходили к ним Ленин и партия, борясь за яснейшую точку зрения, за идейную чистоту пролетарской литературы, за новое ее качество.

Если допустить, что в человеческой жизни возможна некоторая запрограммированность, как говорят кибернетики, то судьба подлинного художника — это судьба его эпохи, это его непрерывная связь с главными героями истории — людьми и временем, с настоящим и прошлым.

Война, ее потери, ее победы становятся историей, и писатель, возвращаясь к познанию характера человека 40-х годов, как бы встает на черту предельных физических и духовных испытаний, когда мужество и любовь не уживались с благоразумием, когда сама смерть переставала быть смертью. Известно, что люди как индивидуальность не повторяются, так же как со всей точностью и тонкостью не повторяются и ощущения их. Люди могут познать себя и представить самих себя глазами других. Писатель — это глаза других. Художественное произведение — это освобождение душевного опыта и памяти. Независимо от того, написано оно о современности или о прошлом. Писатель способен возвращать людям юность, молодость, любовь, мужество и часть тех ощущений, которые уже унесли воды времени.

Наша литература о годах войны многообразна, многостильна потому, что с --">