Лев Рэмович Вершинин - Грозная Русь против «смердяковщины»

домы их села себе притяжаша и сокровища свои наполниша неправедного богатства». Противостоять этой саранче, казалось, уже не может никто и ничто – и менее всего маленький великий князь, которого, в сущности, если не убили, то только потому, что власти нужен был символ: без него неизбежно началась бы полномасштабная гражданская война, а ее все-таки боялись все клики.

В принципе, нет нужды гадать, как воспринимал происходящее Иван.

Он сам об этом рассказывает. «Остались мы сиротами. Никто нам не помогал; осталась нам надежда только на Бога, Пречистую Богородицу, на всех святых и родительское благословение. Было мне в то время восемь лет; подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, об нас, государях своих, заботиться не стали, бросились добывать богатство и славу и напали при этом друг на друга. И чего только они не наделали! Сколько бояр и воевод, доброжелателей нашего отца перебили! Дворы, села и имения наших дядей взяли себе и водворились в них!..» И дальше: «Нас с покойным братом начали воспитывать как нищих. Какой только нужды не натерпелись мы в одежде и пище! Ни в чем нам воли не было; ни в чем не поступали с нами, как следует поступать с детьми. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, оперши локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не смотрит – ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга на своих господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные тяжелые страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне казне родительской? Все расхитили коварным образом… Взяли себе бесчисленную казну деда и отца нашего, и дядей… Потом они напали на наши города, и села, и имения, а в них живущих без милости пограбили… Делали вид, что правят, а сами устраивали неправды и беспорядки, от всех брали безмерную мзду и «по мзде творяще и глаголюще».

Такое не придумаешь.

Естественно, в политике (кто у кого какой город отнял и прочее) мальчик тогда разбираться не мог, это он уже потом выяснил, но вот про «Многажды же… ядох не по своей воле» и «жил яко убожайшая чадь» запомнилось намертво. И про бояр, уносивших из дворца всякую «кузнь» (серебро и золото) и «рухлядь» (меха и ткани). И, тем паче, унизительное «ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга» – то есть вообще никак, словно на пустое место. Такое надо было в самом деле пережить.

И тем более факт есть факт: детям нужно, чтобы их любили, а Ивана не любил никто. То есть любили, конечно, но любивших стирали в пыль. Папа умер. Мама умерла, и мальчик знал (разговоры шли в открытую), что ее погубили бояре. И дядю, маминого дружка, который наверняка был с Ваней ласков, тоже погубили они. И батьку Даниила прогнали. И батьку Иоасафа прогнали. И это тоже, можете не сомневаться, отложилось. Не зря же потом, много позже, минимальная принадлежность к клану Шуйских – родство ли, свойство, дружеские связи – при малейшем подозрении шло за отягчающее. А вот причастность к Бельским, которые, по крайней мере, не запомнились с детства худо, – наоборот. Им мирволил. Недаром же из их худой ветви отобрал и Малюту, и Богдана.

Но это было потом. А пока что Шуйские очень ревностно следили за попытками чужих «приручить» мальца. И когда боярин Федор Воронцов начал проявлять к пацану какой-то интерес и Ваня к нему потянулся, «природные Рюриковичи» приняли меры. 9 сентября 1543 года, прямо на заседании Думы, на глазах великого князя, Воронцова избили, выгнали прочь и не убили только по слезной просьбе царя и митрополита Макария. Причем «в кою пору от государя митрополит ходил к Шуйским, и в ту пору Фома Петров, сын Головина, на манатью (мантию) наступил и манатью на митрополите подрал». И вот тут есть смысл подумать. Мог Ваня попросить митрополита вступиться за Федора? Мог? Откликнулись бы на просьбу Шуйские, будь на то только их воля? Вряд ли. Этот человек был им опасен, а пощады они не знали. И рычагов, чтобы надавить, у малого еще не было. Но все-таки пощадили, пусть и не без скандала.

Отсюда вывод: рычаги были у Макария, и этот вывод верен. Макарий и раньше, еще в архиепископах, имел шикарную репутацию («по всей России слава о нем происхождаша»), а после событий начала 1542 года к его мнению прислушивался и посад. Но один в поле не воин. В таких ситуациях вокруг лидера всегда формируются группы поддержки. И здесь сложно не --">