Николай Николаевич Страхов - Славянское обозрение

ли ее устранить так, чтобы мужчина и женщина, сходясь, не знали друг друга, чтобы дети не знали своих родителей, а родители своих детей. Были остроумные люди, занимавшиеся подобными проектам рационального человековедения, но мало ли какие мысли приходят в головы остроумных людей! Вооружаться против чувства любви всегда непростительно и противоестественно. Следует рассуждать, напротив, только об одном: какова должна быть наша любовь во всех случаях, когда она является? Как вносить в нее наилучший смысл и оберегать ее от извращения и одичания? Например, что такое истинный патриотизм? Конечно, счастлив тот, у кого есть отечество, кто мыслит и чувствует заодно с великим множеством своего народа, кто готов повиноваться этому народу, служить ему и, в случае нужды, умереть за него. Тут мы легко и радостно отказываемся от своего эгоизма, и никогда не позавидуем свободе человека, который по каким-нибудь случайностям обречен жить бобылем, гостем среди окружающего племени, ничем с ним не связанным, кроме общих человеческих отношений. Так точно, любя отца и мать, мы не можем найти ничего благополучного в положении найденыша, не знающего своего отца и матери. И, однако же, как семейное чувство, так и патриотизм могут быть слиты, узки, эгоистичны. Ибо наша семья и наш народ — это ведь мы сами, и любя их, мы часто только просто себя любим. А любить себя можно различно. Можно угождать своему делу и всякой страсти и злобе, какая в нас заводится; а можно выше всего ставить ту искру ума и совести, которая в нас теплится, искру Божью, как говорят, и потому усердно служить этой искре. Простой народ у нас, как известно, отличается глубоким патриотизмом, но мы хотим говорить не об этом патриотизме. Народный патриотизм есть, без сомнения, выражение духовной мощи, которой живет народ; но он есть чувство полусознательное, почти инстинктивное. С этим чувством русское племя успело побороть тысячи опасностей, среди которых ему пришлось расти, побеждало врагов, низвергало своих поработителей, терпеливо несло иго государства и восстанавливало это государство, когда оно рассыпалось. Этим же чувством крепка и теперь громадная Россия; душа нашего народа не убывает. Но пришла для нас и пора самосознания, стремления понять эту душу, понять дела, ею совершенные, и дух, ею движущий. Мы говорим, следовательно, о сознательном патриотизме, свойственном людям мыслящим, способным рассуждать о своих чувствах, и задаемся вопросом; чему должен служить русский человек, служа своей Родине?

В вопросе этом две стороны — внутренняя и внешняя. Любовь к Отечеству тем и дорога, что мы можем естественно, по какому-то прирожденному сердечному расположению любить самые высокие идеалы своего народа, где цели и доблести, до любви к которым нам в отдельности было бы нелегко дорасти и додуматься. Великое дело, если мы, исповедуя себя патриотами, будем останавливаться не на второстепенных чертах, не на том только, что нам выгодно и приятно, а, напротив, будем благоговейно вникать в глубочайшие стремления народного духа и служить им, отвергая всякие соблазны других стремлений. Это — во-первых. А другая, неизбежная сторона истинного патриотизма есть осмысленный взгляд на политическое положение России среди других народов, так сказать, на ее роль во всемирной истории. Космополит свободен от такой заботы, но она — непременный долг всякого русского, желающего участвовать мыслью и сердцем в судьбах своего народа. Россия есть главный представитель славянства, и вопрос о ее всемирном положении есть так называемый Славянский вопрос, который и Европа давно уже для себя поставила и называет «восточным» вопросом. Русский патриот не может не принимать душевного участия в этом вопросе.

Разумеется, всякий наш внешний патриотизм должен опираться на внутренний и неразлучно с ним соединяться. Славянство составляет предмет нашей любви и деятельности лишь в силу того, что он есть воплощение славянского духа. Невольно вспоминаются нам при этом слова В. И. Ламанского, сказанные им несколько лет назад, как формула истинного патриотизма в отличие от ложного.

«В требованиях разных лиц и общественных групп, — говорил он в 1887 году, — чтобы Россия отвернулась от восточного, Славянского вопроса, совсем забыла его, относилась к нему, как будто его никогда и на свете не было, и занималась лишь своими внутренними делами, — в этих требованиях лежит глубокое недоразумение. Внутреннее --">