Борис Николаевич Полевой - Современники

видеть ни одному воднику, сколько бы и где бы он ни плавал в жизни.

Все пространство слева и справа, широко просматривающееся с высоты рубки рулевого, от кромки воды и до горизонта сплошь покрыто людьми. И вся эта человеческая масса живет, бурлит, ликует. Те, что стоят впереди, устремляясь к судну, открывающему новый водный путь, должно быть не замечая того, сами входят в воду. Иные, раздевшись, плывут по волнам. И все это кипит радостью, аплодирует. Даже пловцы, качающиеся на волне у самого борта, хлопают в ладоши, высовывая обе руки.

Медленно надвигаются башни входных ворот первого шлюза. Между ними рулевой видит широкую ленту, пересекающую путь судна. Лента приближается. Вот она движется уже над верхней палубой. Министр речного флота направляется к ней с ножницами. Его большое, рабочего склада лицо торжественно-неподвижно, но рулевой, находящийся почти рядом, отчетливо видит бисеринки пота, проступившие на переносице и на висках. Остро сверкнули ножницы. Куски разъятого шелка, порхая, опускаются вниз. Мимо судна, кладя на него прозрачные тени, проплывают сахарно-белые башни. Всё окутывает сероватый полумрак…

Судно в шлюзе. В эти минуты ликование вокруг достигает предела. Возгласы людей, сливаясь с торжественными салютами гудков, гремят так мощно, что первый раз в жизни Михаил Григорьевич не различает сирены собственного теплохода, ревущей у него над головой. Ему кажется, будто он слышит радостное, победное «ура», гремящее по всей советской земле. И он сам, этот молчаливый человек, которого профессия приучила к сдержанности, кричит «ура», кричит долго и так самозабвенно, что не замечает, как полумрак, окутывающий теплоход, остается внизу, а с палубы, вновь залитой солнцем, становится видна необычная панорама шлюза, усеянного народом.

Уже канал. Вот он, новый водный путь, проложенный через холмы! Все вокруг начинает расплываться в теплом тумане. Нет, главное качество рулевого — спокойствие. Рулевой сердито протирает кулаком глаза, протирает и опасливо оглядывается по сторонам: не заметил ли кто его слабости? Старый волгарь напрасно волнуется. Когда все проясняется, он видит ту же влагу в глазах коренастого бритоголового человека с суровым, волевым лицом — начальника стройки, в глазах дочерна, загорелых строителей, которые сплошь усыпали сейчас бетонный парапет шлюза и гроздьями висят на переплетах запасных ворот, и, что особенно удивляет Михаила Григорьевича, в глазах капитана теплохода, которые, как это хорошо известно команде, ни при каких условиях не теряют своего холодного спокойствия.

Между тем выходные ворота уже опустились. Перед теплоходом открыт новый широкий водный путь, проложенный большевиками. Капитан передал в машину команду:

— Полный вперед!

Всё начинает быстро отодвигаться. Шлюз позади. Но и здесь, на новом отрезке, всё кругом — все берега до самой верхней кромки, все переплеты мостов, переброшенных через канал, все крылья причалов — сплошь усыпаны людьми.

Теплоход идет и идет, поднимаясь по ступеням шлюзов, а люди не убывают. Судно движется как бы в живых берегах, среди сплошной ликующей толпы.

У старого волгаря сегодня особенно острый глаз. Он примечает все, на что обычно рулевой, весь поглощенный сигналами и знаками обстановки, не обратил бы внимания. Ведь долго еще придется рассказывать об этих часах и сыну и будущим внукам, а может… кто знает, нынче люди долго живут… может, и правнукам. Он замечает, как флотилия новых лодок и дощаников встречает теплоход на глади водохранилищ, как с маленькой самодельной лодчонки с красным вымпелом на носу и с надписью «Мы — за мир» на корме два загорелых паренька машут теплоходу руками, как команда большого экскаватора прекращает работу, выходит на площадку и выстраивается, отдавая судну честь, и как женщина в казачьей одежде бросает с берега тяжелый венок, свитый из дубовых ветвей. Да, это была изумительная вахта!

Уже много часов развертывается величественная панорама завершенного строительства. Солнце валится к горизонту, покрывая червонным золотом тихую гладь водохранилищ. Туман плывет над водой. Низко тянут над ней косяки гусей, прохлада опускается на поля. Но человеческая радость, вызванная появлением судна, открывающего водный путь тут, в степи, где еще в прошлом году казаку негде было напоить усталого, изжаждавшегося коня, все не стихает.

Празднично одетые люди поют песни, сидя на откосе. Это --">