Лариса Иосифовна Богораз - Нравственное сопротивление

"Земляк!"... отец не смог ему ничего сказать. Он увидел человека в таком же положении, как и он. И пожалел его".

"В прошлом году правозащитник, народный депутат РСФСР Сергей Ковалев ездил в Чистополь, в тюрьму, где совсем недавно сидел, с комиссией Верховного Совета. Он позвонил мне оттуда, из Чистополя. И сказал: знаешь, а эти люди, надзиратели, они очень разные, и степень их вины разная. Он и прежде это знал, но еще раз убедился, вернувшись туда с комиссией".

"Моя мачеха (она тоже была репрессирована) принадлежала к старинному дворянскому роду Олсуфьевых. Ей было четырнадцать лет, когда началась революция. Но она помнила, знала всю историю своей семьи, своего рода. Эта история потом стала и частью истории моей жизни.

Мою мачеху звали Ольга Григорьевна. Ее литературный псевдоним - Алла Зимина. После лагеря она стала поэтессой. Написала много стихов и песен. Исполняла их под гитару. Когда я была на открытии памятника - камня из Соловков, я подумала, что многие песни Ольги Григорьевны были бы уместны там. Например: "Закрытый от мира нахмуренный рудник, не ты ли учил нас романтике буден, чтоб сердце отдали не злобе и мести, а дружбе высокой и рыцарской чести".

Человек с лицом и голосом перестает быть человеком толпы.

В толпе всякий - часть. Фрагмент. И только личность - не часть. Личность - не часть толпы, общества, мира. Личность - целое. Не минимум максимум.

Только личность обладает "мужеством невозможного".

...Лариса Иосифовна показывает мне фотографии Анатолия Тихоновича Марченко.

Красивое лицо. Прекрасное.

Он умер в тюрьме. Умер мученической смертью. Держал голодовку четыре месяца - с августа по ноябрь восемьдесят шестого года. Он выдвинул требование, которое по тем временам казалось совершенно нереальным: освободить всех политических заключенных! Когда человек в тюрьме идет на голодовку, он должен заявлять какое-то выполнимое требование. Например, чтобы ему предоставили свидание. А требование - "освободить всех политических заключенных" не могло быть выполнимо. Так считали все, и Лариса Иосифовна тоже.

Как же мог Марченко решиться на такое?

"Он, видимо, почувствовал, что наступило время, когда это требование реально. У него была поразительная политическая интуиция. Понимаете, человек почти всю жизнь свою прожил в тюрьме. Это много значит. Я на себе почувствовала, когда была, в Лефортове. Я до этого с трудом газеты читала. Я их - газеты - не понимала. А в тюрьме я научилась понимать как бы второй текст в газетах, то, о чем там умалчивалось. Так и Анатолий. Будучи оторванным от действительности, он понимал ее, чувствовал лучше, глубже многих".

За две недели до смерти Анатолий Марченко, видимо, получил неоспоримые доказательства, что из лагерей и тюрем освобождены все женщины политические заключенные, освобожден (но выслан из страны) был также правозащитник Юрий Орлов и другие.

Однажды он ей сказал: "Если бы я сейчас сидел, я бы потребовал присоединить к моему сроку срок всех женщин - политических заключенных в нашей стране". Так просто сказал, тихо, но с твердостью необычайной. И не забыл об этом, оказавшись в тюрьме.

В декабре семьдесят первого она освободилась из ссылки. В семьдесят третьем у них родился Павел. В семьдесят пятом Анатолия Марченко арестовали и отправили в ее же ссылку: поселок Чуна Иркутской области. Она с маленьким Павлом поехала за ним.

Четыре года они провели вместе в ссылке. Это было самое счастливое их время. И самое спокойное.

Вначале он работал столяром на том же домостроительном комбинате, где и она в свою ссылку. Но потом он написал письмо в газету "Труд" об авралах на комбинате, и его уволили. Тогда он нашел себе три работы сразу: стал кочегаром, сторожем и дворником. Он любую работу неизменно делал хорошо. Плохо не мог работать, даже если бы и захотел.

К Павлику он относился, как любящая заботливая мать.

Она могла уезжать на месяц, полтора в Москву и совершенно спокойно оставлять на него, работающего, трехлетнего сына. В Москве у нее были дела - самиздатовский исторический сборник "Память". Вообще-то он не любил, когда она отрывалась от дома, но ради "Памяти" отпускал ее. Она возвращалась в Чуну и заставала в доме полный порядок. Ребенок спокоен, улыбчив, сыт. Все рубашки детские выстираны, выглажены.

Перед последним своим арестом он задумал построить дом под Александровом. И очень спешил. ("Как бы предчувствовал арест - и хотел успеть. Сам из себя последние силы гнал, --">