Рудольф Константинович Баландин - «Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя

Сталин замыслил грандиозные планы истребления своих безропотных подданных: «Но и о скорой смерти он явно не задумывался, а готовил страну к очередной масштабной дыбе… Он умер в тот момент, когда подготовил очередную удавку своему рабски покорному пресмыкающемуся советскому народу».

Откровенное высказывание. Оно в своем роде замечательно по философскому подтексту: личность диктатора, вождя следует рассматривать в неразрывном единстве с народом, который он возглавляет. И если Сталин — столь гнусная и ужасная личность, то все подчиняющиеся ему, все его сторонники и поклонники достойны презрения и проклятия. Пусть даже в эту категорию попадает русский и, еще шире, советский народ.

И еще один вывод из приведенной цитаты: ее автор очевидно не причисляет себя (возможно, и своих единомышленников или единородцев) к этому самому рабски покорному и пресмыкающемуся советскому народу. Но это уже, как говорится, детали. А что же конкретно можно сказать о причине смерти Владимира Михайловича?

Нигде не зафиксирована документально или по свидетельству хотя бы одного очевидца его встреча со Сталиным. Но можно предположить, что свой диагноз ученый-психиатр поставил заочно, за что и пострадал. И хотя такой вариант не более чем домысел, подозрения в криминальной причине смерти Бехтерева остаются.

Спустя 20 лет его ученик В.П. Осипов посвятил своему учителю небольшую книгу, ни словом не обмолвившись о причине смерти, назвав ее неожиданной. Еще через 10 лет другой его ученик — В.Н. Мясищев — лишь упомянул, что учитель умер «в полном расцвете сил» (тогда Бехтереву было 70 лет). И вновь — ничего о причине. Странно…

В книге писателя И. Губермана «Бехтерев: страницы жизни» (1977) сказано: «В этот свой приезд в Москву он был так оживлен и деятелен, столькими идеями делился со множеством людей, не зная, что уже завещает им эти мысли, будто и не было ему полных семидесяти лет». «Бехтерев умер неожиданно и быстро. Настолько неожиданно и быстро (отравился консервами поздно вечером, а ночью его уже не стало), что возникла легенда: будто кто-то отравил его специально ради неразглашения тайны диагноза, поставленного им на приеме. Эта легенда оказалась чрезвычайно живучей, несмотря на полное отсутствие подтверждений».

Отсутствие фактов никак не повлияло на эту версию. Мне не раз доводилось слышать об этом от московских интеллектуалов, которые на мои сомнения качали головой и усмехались, удивляясь моей наивности и неосведомленности.

Кто-то из ученых, выступая по телевидению и комментируя эту версию, сказал, что Бехтерев, врач старой выучки и высочайшего уровня, не мог дать столь серьезный диагноз скоропалительно, после недолгой аудиенции, а уж тем более не мог бы обнародовать такое заключение. Хотя и на это можно возразить: ученый был в ужасе, найдя у партийного вождя (Сталин тогда не обладал всей полнотой власти) психический недуг, грозящий стране неисчислимыми бедствиями, а народу — страданиями и жертвами.

Правда, не совсем ясно, кто и зачем направил психиатра на обследование генсека? Как на это мог согласиться сам генсек (если только не в порыве безумия)? Да и никто при жизни Сталина не отмечал у него признаков душевного недуга (даже геббельсовская пропаганда не упоминала об этом).

При случае я спросил у Игоря Губермана (мы были знакомы со времен сотрудничества в журнале «Знание — сила»), не покривил ли он душой, побаиваясь каких-нибудь сталинистов, когда развенчивал легенду о злодейском отравлении Бехтерева. Он ответил, что написал то, в чем был вполне уверен.

Может быть, Бехтерев был противником советской власти? Нет, он ее принял и даже отозвался о ней стихами:

И пусть на месте масс порабощенных

В веках живет и крепнет и цветет

Союз всех стран объединенных,

Забывших старый, тяжкий гнет!

Казалось бы, ничего криминального в смерти выдающегося психолога и психиатра нет (если отбросить версию, что его отравил из ревности или из зависти кто-то из его круга).

Однако все оказалось не так просто.

Был или не был параноиком товарищ Сталин, даже не столь уж важно в свете того безусловного факта, что его личность стала культовой. И не со страху русского советского народа перед тираном. Восторженное отношение к кумиру, будь то артист, рок-певец, поэт или государственный деятель, предполагает обожание, восхищение, но не страх.

Другое дело, что такой восторг может --">