Семен Моисеевич Брилиант - Микеланджело Буонаротти. Его жизнь и художественная деятельность

говорили о «возрождении», о гуманизме. Но этот правильный путь, пригодный для смертных, был не тот, какой указывал инстинкт бессмертному Микеланджело. Мальчик был чрезвычайно любознателен от природы, но латынь его угнетала. Он убегал и прятался или разрисовывал стены школы, как и собственные тетрадки, углем и мелом. Уже в Сеттиньяно доставалось нередко мальчику по рукам за «пачкотню» на стенах родительского дома, и в прошлом веке туристам показывали еще эти реликвии, следы младенческих рисунков. Чудные произведения искусства во Флоренции влекли ребенка, и он нередко простаивал подолгу перед статуей на площади или в соборе по дороге в свою школу, не замечая оброненной книги или тетрадки.

Счастливые минуты принесла мальчику случайная дружба с прекрасным и талантливым юношей, старше его пятью годами. Это был Франческо Граначчи, ученик знаменитого тогда во Флоренции мастера Доменико Гирландайо. Благодаря дружбе с этим юношей Микеланджело стали доступны мастерские как Доменико, так и других славных мастеров того времени.

Учение шло все хуже и хуже. Огорченный отец приписывал это лености, нерадению, не веря, конечно, в призвание сына. Он мечтал для него о блестящей карьере, когда отдавал к Франческо, и имел на то право: гороскоп при рождении этого сына показал, что мальчик родился под счастливой звездой – Меркурий и Венера соединились под скипетром Юпитера, таинственно знаменуя славную будущность новорожденного. Торговля и промышленность, особенно производство шелков и шерсти, давали богатство, силу и знатность гражданам Флоренции. Отец Микеланджело старался направить остальных сыновей по этой дороге, но избранного сына предназначал к более славной деятельности, думая увидеть его когда-нибудь занимающим высшие гражданские должности, быть может должность гонфалоньера (маршала) Флоренции. Так далеки были его мысли от мастерской! В то время как он измышлял средства исправить сына, судьба и случай делали свое. Гирландайо обратил внимание на мальчика и велел ему принести что-нибудь из его рисунков. Робкий и застенчивый от природы, стоял Микеланджело пред знаменитым художником, не смея поднять глаз, ожидая уничтожающих слов. Но удивленный и обрадованный художник увидел в этих несмелых пробах живые проблески таланта. Не желая выказать мальчику своего восторга, он ласково положил ему руку на голову и не сказал ничего, решив про себя, что надо делать.

На следующий день экс-подеста принимал Доменико у себя в доме. Последнему не нужна была рекомендация. Более или менее выдающиеся граждане знали друг друга и, если даже не были знакомы, любезно звали друг друга при встрече «соседом». Разговор вначале представлял обмен любезностями и комплиментами, но угрожал принять совсем другой характер, когда Доменико решительно и ясно высказал цель своего посещения: «Я пришел просить, чтобы вы дали мне сделать из вашего сына прекрасного художника».

Глаза подесты загорелись гневом; одну минуту он способен был броситься на Доменико, так некстати вмешавшегося в его семейную жизнь, но мгновенно эта вспышка сменилась холодным, презрительным равнодушием. В этот миг мы узнаем в нем характер знаменитого сына! Он опустился в кресло и велел позвать Микеланджело. Со странным выражением лица, на котором можно было видеть следы гнева, тайной борьбы и скорби, он смотрел на вошедшего мальчика. Молча, как виноватый, стоял последний пред ним, но не раскаянье, а глухое упорство выражало его лицо. В эту минуту отец понял, что дело зашло далеко, и, взяв перо, стал медленно писать, повторяя написанное вслух: «Тысяча четыреста восемьдесят восьмого года, апреля первого дня, я, Лодовико, сын Лионардо ди Буонарроти, помещаю своего сына Микеланджело к Доменико и Давиду Гирландайо на три года от сего дня на следующих условиях: названный Микеланджело остается у своих учителей эти три года как ученик, для упражнения в живописи, и должен, кроме того, исполнять все, что его хозяева ему прикажут; в вознаграждение за услуги его Доменико и Давид платят ему сумму в 24 флорина: шесть в первый год, восемь – во второй и десять – в третий; всего 86 ливров». Голосом, слегка выдававшим внутреннее волнение, он прибавил: «Теперь потрудитесь уплатить мне 12 ливров в счет платы – вот квитанция». Спустя минуту он остался один.

Чтобы понять смысл борьбы и страданий отца Микеланджело и извинить его упорство, надо заметить, что хотя некоторые художники и пользовались --">