Валерий Никитич Демин - Циолковский

времени. Авторы таких биографий, писал Чижевский, пытаются примирить Циолковского с враждебной ему стихией, с его врагами по науке, с его мещанским окружением на службе и таким образом представить его не страстным борцом за торжество истины, каким он был на самом деле, а наивным человеком, который даже не понимал, кто и почему ставил ему палки в колеса.

Понятно, что в соответствии с подобными «традициями» ушедшей эпохи духовная составляющая жизни Циолковского оказалась и в первых «жэзээловских» биографиях на обочине. В ту пору, должно быть и как говорится, время ещё не пришло. Теперь оно наступило. Я выполняю всего лишь веление эпохи. Безусловно, у читателя в руках книга, написанная по всем канонам биографического жанра, со всей требуемой в подобных случаях логикой и атрибутикой. Разумеется, это — жизнеописание человека, но акцент здесь сделан на историю его духа, исканий, сомнений, ошеломляющих взлетов и трагических разочарований. Таким образом, книга, которую читатель держит в руках, — история смертной жизни и одновременно бессмертия ученого и мыслителя, ставшего олицетворением науки и техники XX века. Всюду, где только можно, я опирался на свидетельства самого Циолковского, его книги, письма, рукописи, воспоминания современников, стараясь, чтобы до читателя дошел голос и подлинные слова самого ученого, ибо говорить, думать и домысливать за него самого — абсолютно бесполезная и безнадежная затея.

Я посвящаю свою книгу моему старшему другу и наставнику доктору технических наук, профессору и академику Академии космонавтики имени К. Э. Циолковского Василию Петровичу Селезневу (1919–2001).

В. П. Селезнев работал вместе с С. П. Королевым и М. В. Келдышем. Он участвовал в подготовке первых пилотируемых полетов в космос и первого отряда космонавтов. Истинно русский ученый-самородок, профессор Селезнев, создававший главные свои научные труды в области космической навигации под грифом «Секретно», был полон оригинальных (на мой взгляд, даже гениальных!) идей и технических проектов, большинство из которых ему так и не удалось реализовать.

Результатом нашего совместного творческого содружества явились две книги: «Мироздание постигая…: Несколько диалогов между философом и естествоиспытателем о современной картине мира» (1989) и «К звездам быстрее света: Русский космизм вчера, сегодня, завтра» (1993), в которых по существу развивались идеи Циолковского. Более чем за тридцать лет до этого Селезнев уже предпринимал попытку выпустить подобную книгу, где давалось строго научное обоснование сверхсветового космического полета. Но тогда это чуть не стоило ему научной и служебной карьеры. В стране действовало негласное постановление Президиума Академии наук, запрещающее разработку теоретических проблем, противоречащих теории относительности, в свое время развенчанной Циолковским. Однако трезво и творчески мыслящие ученые не обращали внимания на эти запреты, продолжая идти своим путем. В борьбе за научную истину их вдохновляло кредо Циолковского: нет границ у познания, не существует запретов для достижения любых скоростей в космическом полете, как нет пространственных и временных границ у самой Вселенной. И в трудные минуты, и в торжественные мгновения великих побед их воодушевлял и подпитывал гносеологический оптимизм русского космизма, который всегда успешно преодолевал любые метафизические тупики и решал задачи любой степени сложности, двигаясь только вперед, навстречу «радостям космоса» (как говорил калужский мыслитель).

ЧАСТЬ 1. ГЕНИЙ СРЕДИ ЛЮДЕЙ

ПРЕДОПРЕДЕЛЁННОСТЬ

Воспоминания Циолковского поражают своей лаконичностью, откровенностью и безжалостностью к самому себе. Сохранились разного рода автобиографические заметки, коим великий ученый придавал огромное значение. Возвращаясь по многу раз к наспех записанным текстам, дополняя их и редактируя, он словно искал нечто упущенное или забытое. Летом 1919 года, в шестидесятилетнем уже возрасте, Циолковский принялся в очередной раз составлять хронику событий своей жизни, озаглавив её для рационалистической личности несколько неожиданно — «Фатум, судьба, рок». Написанная неразборчивым почерком огрызком карандаша, эта рукопись долгое время не поддавалась прочтению, а после расшифровки была упрятана подальше от посторонних глаз, чтобы не стало известно истинное мировоззрение этого --">