Всеволод Николаевич Петров (искусствовед) - Владимир Лебедев

Лазо. 1950-е

1946

Конец 1950-х

1961

В мастерской с портретом А.С. Лазо (1954). 1960-е

Владимир Лебедев и Ада Лазо. 1960-е

Владимир Лебедев

Автобиография

Из архива наследников
Всеволода Петрова

Рисовать я начал, по рассказам родителей, с четырех-­пяти лет. Причем проделывал я это следующим образом — раскладывал на полу бумагу и сам ложился на живот и «творил» баталии и лошадей, причем начинал я рисовать лошадей всегда с хвоста.

У меня уцелел один рисунок [времени] более позднего (1900): «Атака английских кавалеристов на бурские окопы», сохранилось еще шесть-семь тетрадок (1903–1905) с изображением приключений и подвигов моего старшего брата. Он всюду изображен рыцарем. (Брат мой, будучи старше меня на три с половиной года, очень увлекался историей внешней культуры и историческими романами.) Несмотря на это, в последних тетрадях нашли свое отражение и Русско-­японская война, и Первая революция. Сохранились еще нарисованные цветные и вырезанные с двигающимися ногами фигурки из картона. Тут все воины и солдаты. Помню, что иногда мы устраивали «большие сражения» и все фигурки принимали участие. Тогда бывало так: русские удельные князья бились с войсками (особенно со слонами) Ганнибала, а римские легионеры с крестоносцами. Всё это происходило от того, что фигурки могли двигаться только в одну сторону. Я много рисовал «от себя» по памяти. Часто (я в то время жил в Лесном [1]) после того как я «зарядился» рассматриванием лошадей, сам мчался как конь, чтобы скорее зафиксировать увиденное. Зрительная память развивалась очень быстро при подобных упражнениях. Смотреть, наблюдать я мог по несколько часов, не проронив ни слова.

Для заработка я начал рисовать открытки своего «сочинения», преимущественно скачки и спортивные сюжеты.

По вечерам после занятий (учился в Петровском училище в Петербурге) [2], не уезжая из городу, шел рисовать в мастерскую художника Титова [3], куда меня без платы устроил учитель рисования художник Котырло. Рисовали обнаженную натуру и, насколько понимаю, мне она всегда казалась несколько скучно поставленной.

В 1909–1910 годы я впервые выставил свои акварели и рисунки на спортивные темы в залах Академии Художеств на выставке «Черное и Белое», и впервые мои акварели были помещены в журнале «Свободным художествам» (работы 1908–1909 годов).

Желание рисовать с натуры длительно и писать маслом привело меня к профессору Рубо [4] (Академии Художеств). Очень интересно и волнующе для меня было то, что прежде чем разрешить посещать свою «стеклянную» батальную мастерскую он решил попробовать меня. Осмотрел рисунки и спросил меня: «Вы это без натуры рисовали? — Я ответил утвердительно. — Ну тогда идите в соседнюю комнату, берите картон и уголь и изобразите мне атаку». Через полтора часа моих усилий я услышал за спиной голос: «Можете приходить работать в мастерскую в любое время писать и рисовать». (Принес я ему работы на квартиру.) В мастерской я встретил П. Львова [5] (умер), Котова [6], Авилова [7] и приходившего, не будучи студентом, молодого Л. Бруни [8]. Готовясь к работе панорамы «Бородинский бой в 1812 г.», Рубо ставил и укладывал модели с расчетом, что они ему пригодятся для панорам. Он у меня купил три этюда. Я бал им выделен как кандидат (первый) в помощники для поездки в Мюнхен для работы над панорамой. Поездка не состоялась. Рубо был деловым человеком, прислав письмо о том, что он не может вызвать меня к себе, он одновременно прислал 200 рублей в виде неустойки.

В январе 1912 года я поступил в мастерскую художника Михаила Давидовича Бернштейна [9] (теперь профессора Академии Художеств). Это был для меня целый переворот. Я стал читать систематично книги по истории искусств и пристрастился к анатомии, а главное мне понравилось рисовать с натуры раздетых людей. Михаил Давидович хорошо знал анатомию, и я свою любовь к спорту совместил с изучением этого предмета. Бернштейн освободил от платы за обучение. Мы ходили на французскую

--">