Евгений Юрьевич Лукин - Коготок увяз

обладателя его понесло в газету. В оперу, в оперу с таким баритоном!

Для Мефистофеля он, правда, выглядел несколько простовато, но, чтобы меня уломать, особого искусства не требовалось. Чего тут уламывать: и зарплата побольше, и к дому поближе, и газета — областная…

— А вдруг не справлюсь? — усомнился я.

— Ну как это не справишься! Так не бывает.

Бывает. Со мной как раз всё бывает…

Тем не менее отправились мы на смотрины в Дом Печати, где за каких-нибудь полтора часа искуситель познакомил меня с такой чёртовой прорвой народу, что все лица тут же слиплись в памяти воедино, а фамилии, имена и отчества перетасовались самым причудливым образом.

Помню задумчивый блеск очков ответственного секретаря.

— Пьёшь много? — полюбопытствовал он.

Я честно ответил, что с января сего года завязал наотмашь, и опрометчивым этим заявлением чуть было не заработал себе репутацию отъявленного лжеца. Выручило то, что дело как раз в январе и происходило.

Помню также искреннюю, неподдельную радость будущего моего напарника. Как выяснилось, пока нерасторопный Юра подыскивал себе замену, бедняга полтора месяца пахал на выпуске за двоих. (В списке соблазняемых я, надо полагать, значился последним.)

— Что такое «семь три четверти» — знаешь? — с надеждой спросил будущий мой напарник.

— Н-нет…

Но даже это свидетельство моей дремучей неграмотности не смогло омрачить его ликования.

— Узнаешь! — бодро обнадёжил он.

Повторяю, я был тогда молод, наивен и беспечен. И всё же столь радушный приём, оказанный человеку, никогда на выпуске не работавшему и вдобавок ни уха ни рыла в полиграфии не смыслящему, неминуемо должен был насторожить.

— А непосредственные обязанности у него какие? — почуяв нутром неладное, спросил я. — У выпускающего…

Юра приосанился, стал торжественно-серьёзен, свёл баритон на таинственные низы.

— Вот это называется макет, — сообщил он как бы по секрету. В доказательство мне была предъявлена бумага, обильно расчерченная красным и синим карандашом. — А это заголовки… — На свет появился листок с десятком машинописных строчек. — Значит, сначала берёшь макет…

Объяснение было подробным, наглядным и поэтапным, но, если опустить всё лишнее, то список будущих моих обязанностей выглядел бы довольно куцо:

1. Разложить макеты по талерам (4 шт.).

2. Разметить заголовки и отнести их на строкоотливную машину (15 шагов туда, 15 обратно).

3. Вовремя позвонить рассыльной, чтобы пришла за оттисками (примерно 12 раз).

4. Поставить автограф на подписной полосе (4 шт.).

Нехорошие предчувствия усилились. Держать из-за этого штатную единицу, платить ей 125 рублей ежемесячно, позволять приходить на службу в 11 часов да ещё и через день?

Сомнениями своими я немедленно поделился с Юрой.

— Нет, задача, конечно, в другом, — несколько замявшись, отвечал он. — Главная задача — ускорить процесс прохождения полос через наборный цех.

— Как?

— Любой ценой.

Прозвучало это несколько зловеще.

* * *

Уже на первый день самостоятельной работы я чуть с ума не свихнул, пытаясь уразуметь смысл моего присутствия в наборном цехе. Всё прекрасно шло своим чередом и без выпускающего. Однако сидеть сложа руки, согласитесь, неловко. И я усиленно изображал напряжённую деятельность: мотался с озабоченным видом по цеху, обеспокоенно заглядывал то в тигель линотипа, то в верстающуюся полосу, будто и впрямь что-нибудь в этом смыслил.

Представляю, как я всех достал — особенно метранпажей.

На третий день Филипповна в сердцах кинула в меня шилом. Собственно, не в меня, а в талер, но, ударившись деревянной попкой о металлическую в выщербинах плиту, шило подпрыгнуло, кувыркнулось и клюнуло жалом сквозь свитер в аккурат под левый сосок. Я правильно истолковал намёк и тихо убрался подобру-поздорову за свой письменный стол у стеночки, где окончательно уяснил очевидную истину: хочешь, чтобы газета вышла, — не путайся под ногами, а главное — не мозоль глаза метранпажу.

На четвертый день я сделал очень важное для себя открытие: все попытки ускорить процесс прохождения газетных полос через наборный цех, ведут к прямо противоположному результату. Но общий смысл работы уже начал слегка приоткрываться. Высокая роль выпускающего прежде всего заключалась в том, чтобы и типографии, и редакции (если вдруг что не так) было кого материть.

На вторую неделю работы --">