Александр Константинович Гладков - Не так давно. Пять лет с Мейерхольдом Встречи с Пастернаком. Другие воспоминания

талант. Сюжеты рождались один за другим. Требовалось лишь одно условие — ограничить себя, сосредоточиться на том произведении, которое, кажется, вот уже готово — надо всего лишь записать его.

Героическая комедия «Давным — давно» родилась именно так. Быстро, легко, свободно. В своих воспоминаниях Гладков говорит об этом довольно подробно.

Окрыленный успехом, менее чем за три месяца он написал пьесу, которой заинтересовались сразу несколько театров. В письме к брату Льву от 24 апреля 1941 года Гладков делится новыми замыслами: «В голове уже созрел план новой пьесы… Это будет романтическая мелодрама в стихах «Поэт» о венгерской революции 48‑го года и венгерском поэте Александре Петефи (Гладков называет поэта так, как было принято обозначать имя Шандор в русских дореволюционных изданиях. — Ст.#.), в жизнь и личность которого я почему — то влюбился… Год назад я и не предполагал, в какую неожиданную сторону пойдет мое творчество… Друзья уже зовут меня «русским Ростаном». Конечно, остальные мои замыслы и работы не отменяются, а только временно задерживаются, пока я не выплесну из себя столь неожиданно забивший родник романтизма. Третья вещь этого цикла — «Наполеон и сто дней». Хочется доказать всерьез, что возможна стихотворная антириторическая драматургия. Современная тематика бережется для прозы. Тут десятка три полунаписанных, написанных и задуманных рассказов, роман об актрисе и прочее.

В резерве еще тяжелая артиллерия — законченный на 50 % исторический роман о Дрейфусе «Конец века» и биографический роман «Милый Сулер» о Сулержицком…»^[3]

Привожу этот пространный фрагмент письма, чтобы ясно стало, сколь обширны были интересы, познания, устремления начинающего писателя.

Увы, к сожалению, как часто случается, человек предполагает, а Бог (если под ним подразумевать жизнь) располагает.

Гладкову не удалось реализовать ни одного из намеченных и, как ему казалось, наполовину осуществленных проектов.

Через два месяца началась война и внесла свои поправки.

Но нам важно одно высказывание в этом письме, которое может служить ключом ко всему, что Гладковым написано. Вот он говорит о Петефи: «…в жизнь и личность которого я почему — то влюбился…»

Гладков всегда писал о том, во что или в кого влюблялся. А потому и пьесы его, и воспоминания озарены светом любви — им абсолютно веришь, как веришь и в созданные им образы Шурочки Азаровой, Кутузова. Веришь в его Мейерхольда, Олешу, Паустовского, Пастернака…

Жизнь каждого человека во многом определяется внешними обстоятельствами, а его поведение в этих обстоятельствах — характером. Отсюда — новые повороты линии судьбы. Мы не знаем, как сложилась бы судьба Гладкова, не уйди он от Мейерхольда.

А ушел он не из — за разлада с Мастером, не ради осуществления собственных замыслов: ему казалось, что его уход спасет Мейерхольда от обрушившихся на него напастей.

Дело в том, что 3 августа 1937 года был арестован младший брат Гладкова Лев, и Александр боялся, что Мейерхольду могут вменить в вину, что его сотрудник — брат «врага народа». Конечно, было это несколько наивно, ибо на великого режиссера уже надвигалась гигантская и неотвратимая репрессивная машина, для которой родственники каких — то мелких сотрудников были ничего не значащими букашками.

Другое дело — что означал этот уход для Гладкова, для которого театр Мастера был самой Жизнью.

15 августа 1937 года Гладков записал в дневнике: «Я имел счастье встречаться с Маяковским и Пастернаком, хотя и немного, и считаю это величайшей удачей своей жизни. Этого (и Мейерхольда!) у меня уже никто не отнимет, что бы со мной дальше ни было».

Школа Мейерхольда дала ему очень много. Вероятно, именно благодаря ему Гладков и стал драматургом.

Его пьесы «Новогодняя ночь», «Давным — давно», «До новых встреч!» (1955), «Первая симфония» (1957), «Ночное небо» (1959), «Молодость театра» (1972) — указываю годы первых постановок — ставились на сценах театров Москвы, Ленинграда, Пензы, Ташкента, Харькова, Орла, Риги, других городов Советского Союза. Фильмы по его сценариям «Бумажные цветы» (совм. с Н. Оттеном, 1961), «Гусарская баллада» (при участии Э. Рязанова, 1962), «Зеленая карета» (1964), «Невероятный Иегудиил Хламида» (1967) с успехом шли на киноэкранах.

Но тогда, в конце тридцатых, всего этого еще не было. За исключением одной пьесы, да и то поставленной лишь в 1945 году. И можно только удивляться тому постижению --">