Дмитрий Евгеньевич Сагайдак - Восемнадцать лет. Записки арестанта сталинских тюрем и лагерей

вызвана у писателя, она неоднократно подтверждалась и подтверждается жизнью и, к великому сожалению, даже нашей — советской. А недостаточность показаний очевидцев, а тем более полное отсутствие таковых — даёт им (политикам) большую возможность сплошь и рядом безнаказанно фальсифицировать и подчищать эту историю и, как мне думается, чисто в личных, корыстных и далеко не благовидных целях. Я не могу, да и не хочу, быть невольным соумышленником, а тем паче соучастником такого правосудия, которое своим замалчиванием, хочет оно или не хочет этого, развязывает своеволие недальновидных политиков и толкает их на самое страшное и опасное: во что бы то ни стало реабилитировать тех, по воле которых в великом народе, совершившем перестройку всего общественного уклада, победившего внутреннюю контрреволюцию, одержавшего невиданные победы в Гражданской войне, разгромившем фашизм, создавшем первое в мире социалистическое государство — прививали подозрительность, культивировали и поощряли прямые и анонимные доносы, неуважение друг к другу, подобострастие, безволие, оглупление, крайнюю степень духовной пассивности, умерщвляли элементарные человеческие качества и инстинкты.

1-й ряд: Валя, Володя, отец (Евтихий), Таиса, мать (Анна).

2-й ряд: Анфиса, Костя, Виталий, Маруся, Митя (автор — Сагайдак Дмитрий Евгеньевич), Дина (его жена — Черняк Дина Иосифовна) (лето 1925 г.)

С дочерью Нэллой (ноябрь 1934 г.)

И оставшиеся дни моей жизни, мои ночи будут тревожиться миллионами невинно пострадавших людей, если я не скажу всего, что знаю и что видел.

Не сотни и не тысячи, а миллионы этих жертв произвола, в самых ужасных, неописуемых физических лишениях и муках, в бесчеловечных моральных пытках десятками лет «искупали» преступления, никогда ими не совершавшиеся. Многие сотни тысяч из них нашли свой бесславный конец от злой руки палачей.

Все они — и живые, и мёртвые — взывают к людям раскрыть трагедии мрачного и страшного двадцатилетия до конца, без недомолвок и каких-либо подчисток и поправок.

С женой (Сочи, 1935 г.) поправок.

С большим волнением и небезосновательной тревогой приступаю к этому тяжёлому, тяжёлому и непосильному для меня делу — к воспоминаниям, которые помогут дать ответ на ряд вопросов, задаваемых сейчас нашими детьми и внуками.

Только через восемнадцать лет — после лаконичных слов решения Верховного суда: «ПРИГОВОР ОТМЕНИТЬ ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ», — всем моим тревогам, многолетним ожиданиям, непосильным физическим и моральным мучениям пришёл конец. И всё же в течение многих месяцев в Москве, в кругу своей семьи, в кругу близких мне товарищей и друзей, я чувствовал себя словно в тяжёлом и непрекращающемся сне. Жизнь, проведённая вдали от привычного общества, вдали от семьи, друзей, вдали от весьма скромных, но всё же человеческих условий, канула в невозвратное прошлое. И это безотрадное прошлое чуть-чуть, как бы в тумане, стало уже казаться мне бесконечно далёким и вместе с тем совсем ещё близким.

Очевидно, так чувствует себя человек, потерявший руку или ногу, глаз или зуб. Их уже давно у него нет, но ему всё ещё кажется, что они с ним, он шевелит пальцами, открывает глаз, ему ещё кажется, что они на месте, болят и ноют.

Странное, до боли щемящее чувство раздвоенности не покидало меня ни на одну минуту, да не покидает ещё и сейчас. Как будто с прошлым покончено, а вот зачеркнуть его в своей памяти, забыть не удаётся и вряд ли удастся до конца --">