Валерий Николаевич Ковалев - Человек войны

Дима.

Все они были из соседнего Зарядья, с которым ребята Солянки традиционно враждовали, и встреча хорошего не сулила.

– Ну, я, – остановившись, нахмурился Дим, – чего надо?

– Га-га-га, го-го-го! – дружно заржала вся компания, подталкивая друг друга локтями и переглядываясь.

– А давай стыкнемся, – сунув руки в карманы, подошел к нему самый рослый в сбитой на затылок кепке и клешах по кличке «Тарзан», вслед за чем ловко цыкнул слюной Диму под ноги.

Парень был года на два старше, шире в плечах и с косой челкой.

– Что, прям здесь? – прищурился Дим, покосившись на стариков (те увлеченно щелкали костяшками).

– Зачем же? – ухмыльнулся Тарзан, перехватив его взгляд. – Айда туда, – и кивнул на узкий проход рядом с аркой.

Пропустив Дима вперед, вся компания проследовала за ним, и ребята оказались у замшелого каменного сарая.

Там было пусто, исключая прянувших в стороны двух кошек. Место, как говорится, располагало, и все остановились.

– Ну, «докторенок», заказывай гроб, – шмыгнул носом Тарзан, после чего, втянув голову в плечи и сжав кулаки, принял бойцовскую стойку.

Дим молча поставил бидон у двери сарая, затем подошел к сопернику вплотную и сделал то же самое.

– Щас Тарзан ему даст, – утер соплю самый мелкий из пацанов, а остальные четверо окружили пару.

В следующий миг та закружилась в вихре ударов, и через минуту все кончилось.

Тяжело дыша, Дим утирал ладонью разбитую губу, Тарзан валялся на траве, раскинув руки.

– Как он его… – протянул кто-то из ребят, а остальные принялись поднимать вожака и приводить в чувство.

– Это называется апперкот, – просипел Дим. – Кто следующий?

Желающих больше не нашлось, но зарядьевцы обещали поквитаться, после чего высокие стороны расстались.

– М-да, хорошее дело бокс, – размышлял Дим, выйдя из прохода и направляясь в сторону дома. Начиная с зимы, после уроков он регулярно посещал его секцию в спортивном обществе, бодро именуемом «Динамо». Там в числе еще нескольких десятков мальчишек Дим качал мышцы, молотил «грушу», учился нападать и защищаться в спаррингах.

– С тебя оголец, может выйти толк, – как-то сказал ему пожилой тренер. – Ты прямо создан для боя.

Войдя в гулкую прохладу подъезда, Дим поднялся по широкой с чугунными перилами лестнице на четвертый этаж и нажал черную кнопку на двустворчатой высокой двери.

За ней тихо звякнул запор, и левая половина отворилась.

– Димочка! – всплеснула руками возникшая на пороге старушка в пенсне. – Да ты никак опять дрался?

– Немного, – улыбнулся внук. – Вот керосин (в бидоне булькнуло), куда поставить?

– Отнеси в кладовку и сейчас же приведи себя в порядок, – покачала головою бабушка.

На звуки разговора из анфилады комнат появился высокий сухощавый старик с бородкой – это был Димкин дед – и хитро уставился на мальчишку.

– За что на этот раз, позвольте спросить? – поинтересовался он, подойдя ближе.

– За справедливость, деда, – последовал ответ, после чего старик сказал «ну-ну», а Дим, сняв ботинки, направился в сторону кухни.

Проживавшая в квартире семья была небольшой и заслуживала внимания.

Уже известный читателю дедушка по материнской линии Михаил Николаевич Вавилов происходил из дворян, до революции служил податным инспектором и читал математику в Варшавском университете. Теперь он занимал высокую должность в наркомфине, но диктатуру пролетариата откровенно не одобрял и придерживался монархических убеждений.

За это бывшего надворного советника периодически вызывали на Лубянку и настоятельно рекомендовали поменять взгляды. А еще каждый раз интересовались, почему он не ушел за кордон с белыми как его брат – полковник Генерального штаба.

В ответ Михаил Николаевич сокрушенно вздыхал и неизменно отвечал:

– Я русский. И люблю Россию.

Карающий меч революции тогда еще разил не в полную силу (новая власть весьма нуждалась в специалистах из «чуждого класса»), и Вавилова с миром отпускали.

Более того, в знак лояльности ему оставили неразграбленную просторную квартиру, а заодно царские ордена: Святослава и Святой Анны.

В отличие от деда, бабушка – Александра Федоровна – была из мещан, являлась опорой домашнего очага и его верной подругой. В голодные 20-е, она снесла в Торгсин мужнины ордена, а заодно свое золотое кольцо с серьгами и брошь, чем спасла семью от неминуемой смерти.

Но самой интересной в семье была одна из их трех дочерей и мама Дима – Мария --">