Даниэль Гёргени - Один из первых

восхищений, горе и страх подавляли надежду новобранцев.

В Марошхевизе мелкий люд считал, что надо заниматься тем, что даст возможность нормально прожить. Родственники должны поддерживать друг друга, а уж если ты даешь хлеб в руки кому-нибудь из них, то его надо подольше держать возле себя. И вот, окончив торговую школу, стал я учеником в магазине моего дяди. Работу начинал рано, открывал магазин на рассвете. Вечером я раскрывал учебники, готовился к экзаменам. Очень хотелось окончить гимназию.

Дяде не удалось избежать своей участи. Его забрали в армию. Заботы о магазине полностью легли на мои плечи. Я почувствовал себя совсем взрослым и с удвоенной энергией взялся за работу и учебу. Вскоре успешно сдал экзамены.

27 августа 1916 года Румыния вступила в войну на стороне Антанты. Австро-венгерская армия, находившаяся в Трансильвании, не смогла остановить румынские войска и была вынуждена поспешно отходить, сдавая позиции. 11-я румынская армия заняла большую часть территории Трансильвании.

Поскольку граница проходила недалеко от Марошхевиза, было решено эвакуировать жителей. Так мы оказались в Цегледе. Мы приехали туда хмурым дождливым днем. Остановились у родственников.

«Откуда ждать помощи? Как жить дальше?» — думал я, бродя по городу.

Вскоре я получил должность стажера в одной сберкассе. Новый год стал поворотным моментом в моей жизни. Румынские войска были изгнаны из Трансильвании, и мы снова оказались в Сасрегене. Март 1917 года принес и мне повестку.

Марошвашархей только пробуждался, когда мы, новобранцы, с вокзала спешили в центр. На центральной площади, в доме культуры, помещался распределительный пункт. Мы шлепали по грязи к проходной, где унтер-офицер то по-венгерски, то по-немецки ругал всех нас. Думаю, не без причины, потому что новобранцы хорошо заправились по старому обычаю. Но сейчас в этом было что-то другое. Какое-то отчаяние, что ли. Ведь бушевала война, а об Австро-Венгерской монархии ходили все более тревожные слухи.

В фойе дома культуры нас разделили на три группы. Большая часть попала в пехоту, меньшая — в гусары, а я с несколькими товарищами — в артиллеристы.

Заспанный старший лейтенант вручил мне документы и проездные билеты. Я даже не успел рассмотреть его как следует, как он пробормотал мое имя и тут же занялся другим. Толпа вынесла меня на улицу.

Мне предстояло ехать в город Надьсебень, а оттуда уже дальше. По дороге на вокзал познакомился с молодым человеком по имени Густи Демень. Его тоже направили в Надьсебень. По дороге к вокзалу мы о многом переговорили. Кто мог тогда думать, что его смерть через полгода прервет нашу дружбу… После дня дороги мы прибыли в Надьсебень и там получили направление в казарму артиллеристов.

Здесь, услышав имя старшего лейтенанта Чаки, я надеялся услышать красивую венгерскую речь. Но мои ожидания не оправдались. Последовал взмах руки, и я услышал немецкую речь:

— Фейерверкер Петраш, группа в полном составе к отправке готова. Можете выезжать следующим поездом.

Чаки передал нас фельдфебелю Петрашу, начальнику пожарной команды. Имя Чаки встречалось мне и после: тогда это был министр иностранных дел. Но об этом позже.

Петрашу было поручено отвезти нас, пятерых, в город Темешвар в офицерскую школу.

Мы прошли по улицам и незаметно очутились перед маленькой корчмой. Здесь Петраш провел разъяснительную беседу. Оказалось, что до Темешвара не так-то просто добраться. Петраш считал, что самое умное — заночевать в Деване. Потом мы узнали, что он оттуда родом и семья его осталась там. И Петраш всегда делал этот небольшой крюк, когда вез в часть новую группу солдат. Денежки у нас были, прибыть сегодня же вечером в Темешвар нам не хотелось, и потому предложение Петраша пришлось всем по душе.

— Вы же понимаете, господа… — его маленькие черные глаза хитро улыбались, — вам хорошо, вы скоро станете офицерами, а потом, может, пойдете еще выше. Но у такого бедного человека, как я, судьба не из легких. Ездить между Надьсебенем и Темешваром, конечно, пока с ним не случится какой-нибудь беды.

Мы не поняли, о какой беде идет речь, и удивленно посмотрели друг на друга.

— А то кто-нибудь раскусит меня да и заявит об этом начальству.

— Мы нет, — ответили все как-то сразу.

Никто из нас не знал Темешвара, и теперь мы толкались у окна вагона, пытаясь разглядеть город. Поезд медленно подошел к станции.

— Двух пролеток нам --">