Даниэль Гёргени - Один из первых

позиции, занятые венгерскими подразделениями. Бой шел возле населенного пункта Мельники. После основательной артиллерийской подготовки советская пехота пошла в атаку. Вскоре в наших руках уже была целая группа венгерских пленных. Пленные показали, что советская артиллерия полностью уничтожила их убежища, оборудованные и перекрытые довольно слабо. Венгры понесли большие потери.

Я успокоил пленных, убедил их, что не следует пугаться плена, потому что русские обижать их не собираются, а если пленные будут себя подобающим образом вести, то после войны вернутся к своим семьям. Во время этого разговора вдруг мои венгры в испуге камнем попадали на землю. Оказалось, что над нами на большой высоте кружила немецкая «рама». Советские зенитчики не открыли огня по самолету противника, потому что он был слишком высоко и ничем не мог повредить нам. Вдруг от самолета оторвались две темные капли. Оказалось, что немцы сбросили листовки. Через несколько минут мы уже держали несколько немецких листовок в руках.

В листовках немцы писали о своем военном превосходстве и о том, что очень скоро они применят свое чудо-оружие и выиграют войну, так что солдатам Красной Армии нет смысла жертвовать своей жизнью ради большевизма, от которого германская армия освободит их и весь русский народ. Прочитав листовку, пленные рассмеялись. Они на собственном опыте убедились в лживости гитлеровской пропаганды.

Прочитал листовку и начальник охраны пленных.

— Майор, — обратился он ко мне, — скажите венгерским солдатам, что Красная Армия разгромит фашистского зверя вместе с его пропагандистами в его собственном логове…

Шла середина августа, событий было очень много, и казалось, что время летит быстро-быстро. Из Москвы пришла телеграмма, чтобы мы возвращались обратно. Начальник политотдела попытался продлить время моего пребывания на фронте. Да мне и самому хотелось остаться там, потому что я видел: Красная Армия готовится нанести гитлеровцам новый удар. На очереди стояло освобождение Минска. Но остаться на фронте мне не разрешили. Пришлось вернуться в Москву.

В Москву мы прибыли в день, когда по радио сообщили о том, что Румыния вышла из войны. Временно я попал в Красногорский лагерь, встретился там с несколькими кандидатами в Венгерский национальный комитет. Был среди них полковник Бенке, который был у русских в плену еще в годы первой мировой войны и хорошо говорил по-русски. Он рассказывал пленным, о чем писала газета «Правда», снабжая эти сообщения, разумеется, собственными комментариями. После обеда я поделился с венгерскими пленными своими впечатлениями от поездки на фронт. Рассказал, конечно, и о том, что Румыния вышла из войны. Это известие встретили по-разному: одни зааплодировали, другие отнеслись с недоверием.

На следующий день я уехал в антифашистскую школу, где встретил многих своих старых знакомых и познакомился с новыми людьми. Из числа новых меня очень заинтересовал капитан Михай Ковач, который перешел на сторону Красной Армии со всей своей ротой.

В школе появился новый педагог — Ференц Пеликан, бывший учитель венгерского языка и литературы. Университет он окончил еще до начала первой мировой войны, пошел воевать, попал в русский плен, присоединился к революционно настроенным венгерским пленным и принимал участие в Октябрьской революции. После революции он участвовал в экспедиции по изучению истории кочевых народов угро-финской группы, которые проживают на территории Советского Союза. Он рассказывал мне много любопытных историй из жизни этих кочевых народов. К сожалению, он не дожил до освобождения Венгрии советскими войсками.

А в это время на фронте, в Закарпатской Украине и в Трансильвании, уже появились отдельные группы венгерских партизан.

Мы обсуждали вопросы организации группы венгерских партизан, которая должна быть заброшена в район между Дунаем и Тисой. Но скоро этот вопрос пришлось снять с повестки дня. После разгрома группы, которую возглавлял венгерский летчик лейтенант Мартон Сени, советское командование пришло к выводу, что нецелесообразно впредь забрасывать партизанские группы в междуречье Дуная и Тисы. Это было резонно: в междуречье находилось много полицейских подразделений, отлично вооруженных. (В 1949 году, во время войсковых маневров, мы наткнулись в Пальмонсшторе на склад вооружения времен первой мировой войны, в котором хранились пулеметы и --">