Владимир Иванович Дмитревский - Пятницкий

впрочем, и тебе. Сидим в кабинетах и отращиваем. Хоть караул кричи! — Посоветовав друг другу сгонять лишний жир по системе Мюллера, они посетовали, что время мчится на курьерском — вот уже почти старики, а ведь в Лукьяновке встретились совсем мальчишками.

Теперь телефон в кабинете секретаря Исполкома не умолкал ни на минуту. Звонили Сольц, Муранов, Владимирский, Берзин… И под грубоватыми шутками, которыми они обменивались с юбиляром, нарочито ироническими пожеланиями «и к ста годам сохранить свои роскошные кудри» (Пятницкий был совершенно лыс) чувствовалась большая, прошедшая через все испытания дружба или, вернее, даже братство по духу и мысли, отличавшее старую ленинскую гвардию, к которой все они принадлежали с первых дней существования боевой революционной партии пролетариата.

И, говоря по телефону со старыми своими друзьями, Пятницкий как бы перелистывал страницы собственной жизни, и они представлялись ему сейчас самыми значительными, самыми радостными. Но, увы, как все в жизни, неповторимыми. Некоторая раздраженность, внесенная им самим в этот день («вот глупостями какими приходится заниматься»), уступила место чему-то приятному, хотя и не без налета легкой грусти — неужели прожито целых полвека! — и Пятницкий уже без досады думал о вечере, который в его честь устраивают ближайшие друзья и во имя которого напялил он на себя новый, отлично отутюженный синий костюм….

…В кабинет, весь «буря и натиск», ворвался сереброволосый, но с черными, как смоль, густыми и широкими бровями Пик. Тоже при параде — белоснежная рубаха «а ля Шиллер» и лучший серый костюм. Обнял, прижался на секунду щекою к щеке, похлопал по спине, поздравил горячо, а потом вдруг засмеялся, и на его энергичном, подвижном лице резко обозначилось множество поперечных морщинок.

— В качестве именинного подарка я принес тебе подробнейшие материалы Харцбургской встречи. Наци и штальгеймовцы единодушны. Полная ликвидация веймарского режима. Для них даже Брюнинг непозволительно красноват.

— Я уже кое-что знаю, Вилли. — С губ Пятницкого мгновенно соскользнула озорная улыбка, лицо словно набрякло тяжелой злой силой, явственнее обозначились темные подглазья. — Получил письмо из западноевропейского бюро. Димитров уже обсуждал с Тедди необходимые контрмеры. Решено создавать по всей стране комитеты единого антифашистского действия… — Помолчал, побарабанил по столу смуглыми короткими пальцами и выжидающе глянул на Пика.

Тот помрачнел, сжал в прямую полоску губы и, засунув руки в карманы брюк, прошелся раз и два по кабинету.

— А потом, — сказал он, — Гитлер произнес тронную речь перед крупными промышленными воротилами… В Дюссельдорфе…

Оба они считали, что достаточно хорошо знают рабочий класс Германии. Его природу, боевой дух, организованность, но вместе с тем и исторически сложившиеся традиции, тягостные, как ножные кандалы. Он был могуч и беспомощен одновременно. Он способен был на мужественные действия, приближавшие, казалось бы, его к окончательной победе над буржуазией и в дни ноябрьской революции, и позже, когда знамя Советов взвивалось над Бременской и Баварской республиками, и потом, в скоротечное торжество красных в Тюрингии и Саксонии, и в великолепной, трагической битве рабочих изолированного, оставшегося в одиночестве Гамбурга, повторивших подвиг парижских коммунаров. Но всякий раз его обманывали и предавали те, кому он привык верить: лидеры социал-демократии, профсоюзные бонзы. Гномы, оплетающие ноги и руки великана тончайшими путами…

На мгновение Пятницкий отчетливо увидел перед собой словно врезанный в стену кабинета герб Мюнхена: ухмыляющийся гном в дурацком колпаке как знамя, как призыв, как обещание вздымает кружку пенящегося баварского пива. Тьфу! Пятницкий неожиданно для себя громко выругался.

— Ты почему так сказал? — изумленно спросил Пик, прерывая свой марш по кабинету.

— А?.. Да вот вспомнил проклятых карликов, — рассеянно сказал Пятницкий и посмотрел на стену — гном с пивной кружкой исчез.

— Карлики?.. — полувопросительно воскликнул Пик. Он никак не мог понять, почему вопрос о создании комитетов антифашистского действия ассоциировался в сознании Пятницкого с какими-то карликами, а Пятницей, в свою очередь, считал, что вернуться по извилистым лабиринтам собственных мыслей к исходной точке и вновь, но уже вместе с Вильгельмом --">