Андрей Дмитриевич Жариков - Полигон смерти

досадовал:

«Сколько можно проверять человека? Поступал в военное училище — проверяли, в академию — проверяли, почти четыре месяца длилась проверка, когда оформляли на службу в Генеральный штаб. И вот спустя три года вновь проверка. А вдруг отказ? Тогда я фактически окажусь под подозрением».

Все обошлось благополучно, и мне приказали явиться за документами.

— Всего два месяца, а иных держат и по четыре-пять, — радовался генерал Чистяков. — Формальная сторона пройдена. А теперь подписывайте документ о неразглашении.

Бегло пробежал глазами страничку: «За разглашение военной тайны вас будет судить военный трибунал». В предписании же было сказано, что я направляюсь в распоряжение командира такой-то войсковой части, а в железнодорожном билете, который мне вручил один из офицеров шестого отдела, была указана конечная железнодорожная станция — Жанасемей. Никогда не слышал такого названия.

Генерал сообщил мне, что я назначаюсь начальником научной группы с окладом чуть меньше, чем имел в Москве, но буду получать пятьдесят процентов надбавки. Должность моя полковничья. На полигоне буду единственным испытателем материальных средств и способов защиты от атомного оружия тыловых объектов, учреждений, частей тыла и всего, чем обеспечиваются войска: продовольствия, горючего, вещевого имущества, техники.

— Как же одному справиться со всем этим?

— Не волнуйтесь, — успокоил меня начальник отдела. — Вы будете действовать по нашей специальной программе. Все, что запланировано испытать, туда уже завезено, кое-что еще подбросим. Транспорт и солдат для работы вам дадут по потребности. А на время испытаний в ваше распоряжение прибудут из Москвы специалисты. Работа интересная, научная и очень нужная как для Вооруженных Сил, так и для всего народного хозяйства страны. Семью возьмете позже, когда получите там жилье и при условии, что жена пройдет соответствующую проверку.

Угнетала меня эта сверхсекретность. Всему миру известно, что в СССР испытываются атомные и водородные бомбы. Их устройство, начинка и поражающие свойства конечно же носят строго секретный характер, но каждый взрыв атомной бомбы молниеносно разносится далеко окрест, и сейсмические станции мира сразу же определяют его координаты. Между тем от меня скрывают, как найти полигон, именуемый «войсковой частью». Приеду в Жанасемей, а дальше куда?

Огорчало и то, что генерал умалчивал вплоть до подписания приказа о моем назначении, что штатная должность моя, как принято говорить у военных, не «чисто полковничья», а «двухступенчатая», то есть ее может занимать и подполковник. Следовательно, звание полковника я могу и не получить. Смущало и то, что назначили меня начальником без подчиненных, — значит, вся надежда на самого себя.

Жанасемей в то время была небольшой и неблагоустроенной железнодорожной станцией в пяти километрах от Семипалатинска, на левом берегу Иртыша. Ее название в переводе с казахского означало: Новый Семипалатинск. И направлявшиеся на полигон, и грузы для него прибывали в Жанасемей не случайно. Здесь легче, чем в городе, соблюдать секретность. Сюда же доставлялся и самый главный груз — «изделие», как называли на полигоне атомную бомбу.

Семипалатинск менее пригоден для транзитных операций: не было автодорожного моста через Иртыш, и доставка грузов с использованием паромной переправы создавала бы дополнительные трудности. У станции Жанасемей было еще одно преимущество: аэродром. Часть грузов, да и многочисленные командированные, прибывавшие из Москвы на время испытаний «изделий», от Жанасемей отправлялись не только на автомашинах, но и на военных транспортных самолетах.

Все было продумано еще в 1947 году, когда в глубине целинного края развертывался первый ядерный полигон. Только одного не могли предвидеть: пройдет несколько лет, и полигон окажется в центре огромнейших пшеничных полей со всеми неизбежными последствиями.

От Новосибирска, где я сделал пересадку, со мной в купе ехал офицер ветеринарной службы. Знакомясь, мы оба выдавали ложную информацию. Он говорил, что едет к родителям, а я — на побывку к старикам в Бескарагайский район, где действительно жили мои родители, перебравшиеся сюда из родной Тамбовской области в 1948 году.

На одной из станций к ветеринару пришел солдат и доложил, что «две собаки убежали». Я подумал, что «собаками» он назвал нечто другое, но позже мне стало известно: --">