Михаил Михайлович Дунаев - Борисов-Мусатов

прибавлял Райский. Семь, восемь лет — страшные цифры. И все уже взрослые.

Он не ходил месяцев шесть, потом пошёл, и те же самые товарищи рисовали… с бюстов.

Он взглянул в другой класс: там стоял натурщик, и толпа молча рисовала с натуры торс.

Райский пришёл через месяц — и то же углубление в торс и в свой рисунок. То же молчаливое и напряжённое внимание.

…Ушёл к себе Райский, натянул на рамку холст и начал чертить мелом. Три дня чертил он, стирал, опять чертил и, бросив бюсты, рисунки, взял кисть.

Три полотна переменил он и на четвёртом нарисовал ту голову, которая снилась ему, голову Гектора и лицо Андромахи и ребёнка. Но рук не доделал: «Это последнее дело, руки!»— думал он. Костюмы набросал наобум, кое-как, что наскоро прочёл у Гомера: других источников под рукой не было, а где их искать и скоро ли найдешь?

Полгода он писал картину. Лица Гектора и Андромахи поглотили всё его творчество, аксессуарами он не занимался: «Это после, когда-нибудь».

Ребёнка нарисовал тоже кое-как, и то нарисовал потому, что без него не верна была бы сцена прощания.

Он хотел показать картину товарищам, но они сами красками еще не писали, а все копировали с бюстов, нужды нет, что у самих бороды поросли.

Он решился показать профессору: профессор не заносчив, снисходителен и, вероятно, оценит труд по достоинству. С замирающим сердцем принес он картину и оставил в коридоре. Профессор велел внести ее в мастерскую, посмотрел. (…)

Пришел Иван Иванович, какой-то художник.

— Посмотри!

Он показал ему на головы двух фигур и ребенка. Тот молча и пристально рассматривал. Райский дрожал.

— Что ты видишь? — спросил профессор.

— Что? — сказал тот. — Это не из наших. Кто же приделал голову к этой мазне?.. Да, голова… мм… а ухо не на месте. Кто он?

Профессор спросил Райского, где он учился, подтвердил, что у него талант, и разбранился сильной бранью, узнав, что Райский только раз десять был в академии и бюстов не рисует.

— Посмотрите: ни одной черты нет верной. Эта нога короче, у Андромахи плечо не на месте; если Гектор выпрямится, так она ему будет только по брюхо. А эти мускулы, посмотрите… Вы не умеете рисовать, вам года три надо учиться с бюстов да анатомии… А голова Гектора, глаза… Да вы ли делали?

— Я, — сказал Райский.

Профессор пожал плечами.

И Иван Иванович сделал: «Гм! У вас есть талант, это видно. Учитесь; со временем…»

«Все учитесь: со временем!»— думал Райский. А ему бы хотелось — не учась — и сейчас»⁶.

Вот маниловский соблазн: не учась — и сейчас!

Этот отрывок помимо всего прочего поможет представить и ту обстановку, в которой пребывал наш герой, учась в Академии, — правда, то будет ещё не скоро. Пока же смиренный старец завершал выработку в характере Виктора Мусатова важнейших качеств, заложенных в основу творческой судьбы художника. Трудолюбия и выдержки понадобилось ему слишком много.

Парадоксальную, но глубокую мысль высказал один из ранних биографов Борисова-Мусатова— Я.Тугендхольд: художник «начал с покорности и потому сумел закончить бунтом»⁷.

Но с какой последовательностью направляла рост мусатовского дарования судьба! Лишь только освоился он на первой ступени, как ему была преподнесена новая истина: нужно рисовать «хотя бы неточно, но художественно»⁸. То уже целое откровение! Тут переворот всей системы ценностей. Неужто педантичный Васильев отважился на столь дерзостное утверждение? Нет, конечно. В начале третьего года пребывания Мусатова в училище появился там новый учитель рисования, Василий Васильевич Коновалов, выпускник Академии художеств, — человек молодой (двадцатилетний, на семь лет всего и старше-то ученика своего), а оттого и не «смиренный», на дерзкую мысль отважливый.

Ещё Васильев заводил разговоры о том, что необходимо учиться Виктору Мусатову в Петербургской Академии; Коновалову же выпало эту мысль упрочить окончательно в ученике своём и утвердить её, что в данном случае гораздо важнее, в его родителях.

Но главнейшее — он раскрыл глаза ученика на сущностный смысл искусства: оно должно быть художественно. Без усвоения этого любой самый изощренный профессионал останется лишь холодным копиистом. Однако учитель обозначил перед учеником и вечную загадку: а что есть художественность? Где критерии её? И ответ на эти вопросы каждый должен постигнуть самостоятельно. Владение секретом художественности и есть --">