Борис Михайлович Рунин - Записки случайно уцелевшего

оказалась не напрасной. Едва мы с Фурманским добрались до намеченной позиции, как обнаружили вдали движущуюся в нашу сторону колонну грузовых машин. Они быстро приближались.

Мы передвигаем винтовки за спину и решительно перегораживаем дорогу, скрестив над головой руки в знак запрета. Однако передняя машина, отчаянно сигналя и не сбавляя скорости, мчит прямо на нас. Но мы все-таки стоим, «стоим насмерть». В последний момент она тормозит и сворачивает на обочину. Из кабины выскакивает разъяренный старший лейтенант, если не ошибаюсь, командир нашего третьего батальона.

- Какого черта! - кричит он, угрожающе тыча в нас пистолетом.

Он явно раздосадован тем, что колонна и без того опаздывает, а тут еще какая-то непредвиденная задержка.

Мы пытаемся объяснить ему, в чем дело, но он до того горячится, что не придает нашим словам никакого значения. Он нас просто не слышит.

- Там, на горке, немцы,- втолковываем мы ему.

- Откуда, к черту, немцы! - кричит он на нас и явно собирается ехать дальше.- Там должны уже быть наши!

В это время из следующей машины выходит незнакомый капитан. Он жестом утихомиривает старшего лейтенанта, задает нам два-три вопроса по существу, внимательно выслушивает и под конец осведомляется, кто мы такие. Оказывается, мы в суматохе забыли доложиться. Смущенный Фурманский исправляет ошибку.

- Разрешите идти? - спрашивает он в заключение теперь уже по всей форме.

- Спасибо за службу,- говорит капитан, тоже прикладывая руку к фуражке. Да, в отличие от наших командиров он, видимо офицер связи, был в фуражке, а не в пилотке. - Идите!

Мы направляемся к своей полуторке и, обернувшись, видим, как задержанная нами колонна медленно сворачивает с дороги и втягивается в ближайшую рощицу.

На востоке солнечный диск уже приподнялся над горизонтом. День обещает быть ясным. Очень хочется спать...

Впоследствии, уже в окружении, мы с Фурман-ским не раз вспоминали этот предрассветный час, когда впервые воочию увидели немцев и впервые принесли хоть сколько-нибудь реальную пользу своим.

Обидно только, что никто никогда не запишет это происшествие нам в актив. Даже поблагодаривший нас капитан, если он еще жив, и тот, конечно, уже позабыл об этом...

Но, оказывается, нашлись люди, которые не забыли и в самом деле записали. Оказывается, у добрых дел на фронте тоже была своя эстафета.

В январе 1942 года, примерно месяца через полтора после того как я, выбравшись вместе с Фурманским и Сафразбекяном из глубокого окружения и пройдя через ряд проверок, был временно направлен в редакцию иллюстрированных изданий ГлавПУРККА литературным секретарем, мне как-то позвонили из оборонной комиссии Союза.

- Мы пересылаем вам копию поступившего на вас отзыва.

- Какого отзыва, от кого он поступил? - удивился я.

- От полкового комиссара Катулина.

- И что, он благоприятный, этот отзыв? - поинтересовался я.

- Вполне.

Сообщение показалось мне более чем странным. Профессор Московского университета Н.З. Катулин был заместителем командира нашего 22-го полка по политчасти. Это мне было известно, я даже раз издали видел его - комиссар выступал у нас на полковом митинге в лесу. Но тогда я еще не знал, что за человек профессор Катулин, и потому недоумевал. В самом деле, чем я, простой боец, каких в полку было не менее тысячи, не совершивший никаких подвигов, да к тому же еще окруженец (что в те времена отнюдь не украшало мою военную биографию),- чем я мог привлечь внимание полкового комиссара? Ведь я его ни о каком отзыве не просил, а сам он вряд ли вообще подозревал о моем существовании.

При всех обстоятельствах одно было отрадно: значит, профессор Катулин остался жив, значит, еще одному человеку из нашей многострадальной дивизии удалось перейти линию фронта.

Вскоре я получил по почте копию написанного им отзыва. Наряду с лестной оценкой меня как солдата он свидетельствовал о том, что я участвовал в боевых действиях в составе роты ПВО и ходил в разведку. Так как кроме случая, описанного выше, мне в разведке участвовать не приходилось, я мог заключить, что кто-то все-таки о нас полковому комиссару тогда доложил. Либо поблагодаривший нас капитан, либо с его слов наш непосредственный командир роты ПВО (если не ошибаюсь, лейтенант Морозов).

Как бы там ни было, выходит, полковой комиссар Катулин обо мне знал. И не только знал, но счел своим долгом лично прийти в Союз писателей и написать такой отзыв. И о --">