Вера Макова - Цена молока

В маленькой кухне тепло, даже жарко. Мать снует, гремя приборами и посудой. На конфорке булькает молоко в кастрюле.

Наташа уже почти заснула, но предвкушение лакомства заставляет её силой открывать слипающиеся веки.

Иван совсем не спит. Он не пятилетняя «малышня», как он называет сестру—ему уже семь лет, и со своей сонливостью он справляется гораздо лучше.

Мать ставит на стол две чашки с молоком, одну с пенкой, другую без.

–Пенка моя!—кричит Иван, хватая чашку.

–Что ты кричишь? Люди спят!—шикает мать.

Наташа улыбается. Ей хорошо и смешно. Из-за сонливости всё кажется сном: желтоватый свет кухонной лампы, ветки деревьев в темноте за окном, мама в зеленом халате с белыми цветочками, вкус и запах молока.

–У тебя усы,– шепчет Иван, показывая пальцем на её перепачканное лицо.

Наташа начинает хихикать.

Мать улыбается ей и Ивану, подперев голову рукой.

–Быстрее пейте, а то остынет,—говорит она без укора.

* * *

–Ужин будешь?-спрашивает мать.

–Нет спасибо, я у Юльки ела,– радостно отвечает Наташа. У неё густо накрашены ресницы и красиво подведены глаза. У Юльки она не была месяца три.

–А молоко?

–Молоко буду.

Мать начинает возится с плитой, встав к ней спиной. Зеленый халат протерт до дыр в районе локтей. Цветочки пожелтели.

Наташе вдруг становится жаль мать, её старый халат, её короткие волосы, собранные в хвостик.

–Откуда у тебя эта юбка?—вопрос мамы прерывает её размышления.

Юбка короткая, с розовыми блёстками. Такую на рынке не купишь. Он сказал, что вёз аж из Москвы.

–Юлька отдала,—ложь неприятно горчит.

Мать вздыхает.

–Ну мам, ну правда! Ей родственница из Москвы привезла, а оказалось мала. Вот она мне и отдала.

–Хорошо. Ты мне лучше скажи, после колледжа работать пойдёшь, или поступать ещё куда-то будешь?

–Я думаю, мам.

–Я сегодня с Мариной Петровной разговорилась, у неё дочка в университет N поступила, очень ей нравится, стипендию платят.

–Я не знаю. Работать пойду, наверное.

Наташа улыбается. Он сказал, что они поженятся, и уедут в N, в столицу.

–Что улыбаешься? Ухажер появился?—мать весело прищуривается.

–Ну мам! Мне никто не нравится из наших.

–Ты смотри, осторожно. Сперва учёба, потом всё остальное. На ноги надо встать.

–Ну отучусь я, начну работать и что? Все равно всё будет как и сейчас, денег особо не прибавится.

Мать опять вздыхает.

–Ты только осторожно, Наташ. А то шпана всякая развелась, вас молодых склоняет к неправильному пути.

–Ладно.

*

Когда Наташа уже лежит в кровати, домой приходит брат. Мать приглушенно ругается, что он так поздно; спрашивает, откуда продукты.

–Купил. В магазине.

–Дуру из меня не делай! Откуда ты деньги взял?

–Так мы с Саней на подработки ходили.

Мать молчит. Она знает, что полгорода без работы, и подработке неоткуда взяться. Она также знает, что если слишком сильно давить, расспрашивать, то сын молча уйдёт.

Она опять вздыхает. Берет пакет из его рук, смотрит, что там. Идёт на кухню.

*

Иван прячет свёрток под матрас.

В ванной комнате, стоя под душем, тщательно рассматривает свои руки. Трет их мочалкой до красноты.

Но ему всё мерещится, что остались алые пятна. Что что-то вязкое, теплое, чужое прилипло к ладоням, и осталось там навсегда.

*

Совсем ночью приходит соседка, приглашает мать к себе посмотреть телевизор. По телевизору показывают, что всё хорошо.

Полные, битком набитые полки в магазинах. Глаза без голода, без слез.

Вернувшись домой, она ещё долго прислушивается к сонному дыханию детей в соседней комнате.

* * *

Наташе холодно, хотя в гостиной разожгли камин. Бархат дивана впивается в голую спину, которую обнажает недавно купленное платье. Две тысячи долларов, свежими купюрами, небрежно брошенные на прилавок магазина. Вымуштрованные улыбки продавцов, ослепляющий свет в примерочной.

Она сидит рядом с женой хозяина дома. Наташин муж и сам хозяин- на противоположном диване, увлеченно беседуют. Работа, бизнес, деньги.

Она