Дмитрий Константинович Соколов - Снадобье викингов

Иван Клюев, если решился написать в облздравотдел. Письма, залитые слезами, мы получаем не каждый день. Надо помочь ему не откладывая, — задумчиво проговорил Антон Алексеевич. — Между прочим, он живет совсем рядом. Может, зайдем сейчас?

Я согласился, и вскоре мы были на нужной нам улице.

Показался одноэтажный дом с небольшим палисадником — цель нашего путешествия.

Мы прошли по длинному темному коридору со скрипящими досками пола и закопченными от времени стенами. Свет, пробивавшийся из маленького четырехугольного окошечка, расположенного почти у потолка, едва освещал дорогу. Какие-то вещи громоздились вдоль стены. Наконец раскрылась дверь, и мы вошли в просторную комнату с высоким потолком. Обставлена она была довольно старомодно. У самого порога возвышался обитый полосами железа сундук с затейливым рисунком на боках, над ним на стене — вешалка, затянутая пестрой ситцевой занавеской. В центре комнаты стоял большой темный круглый стол, над которым висел шелковый абажур с выцветшими грязными боками и длинными кистями. Несколько венских стульев, большой комод и буфет дополняли убранство комнаты. Пол ее был сплошь закрыт самодельными ковриками.

На кровати в левом углу, укрытый стеганым одеялом, сшитым из разноцветных кусочков ситца, лежал больной. Это был изможденный парень со светло-русыми волосами, которые сосульками слиплись на голове. Такого больного я видел впервые. Он больше напоминал узника из фашистского концлагеря: неестественно большие глаза, бледная с матовым оттенком кожа, несообразно большие костлявые руки, лежащие по обе стороны туловища, синюшного цвета круги под глазами и страдальческое выражение лица.

Больной выглядел гораздо старше шестнадцати лет. На стуле, стоявшем около кровати, лежали сломанные стеклянные ампулы и кусочки ваты. Я взял одну из ампул и прочитал: «Раствор адреналина».

— Как дела, Ваня? — обратился к больному Антон Алексеевич.

Юноша приподнялся на кровати, поправил подушку, а затем очень тихо ответил:

— Так хочется жить!

Его выразительные глаза стали постепенно наливаться слезами.

— Ну-ну, полно. Давай без слез, парень. — Константинов присел на постель рядом с больным, ласково потрепал его по плечу. Тот успокоился, улыбнулся. — Ну, вот и хорошо! Таким ты мне больше нравишься. А жить ты будешь, мы еще за грибами пойдем. Любишь грибы-то собирать?

Иван с трудом поднял кисть руки и в знак благодарности пожал руку доктору.

— Ну, что же, Антон Алексеевич, может быть, мы послушаем Ваню? — обратился я к Константинову, присаживаясь на свободный стул. — Смотрите: настоящее поле брани — и вата, и ампулы, и даже кислородная подушка.

— Да, вчера вечером спасали меня: я чуть было концы не отдал, — теперь уже более громко сказал больной. — Если бы вы только видели, как мне было плохо… — Он закашлялся и умолк. Немного отдышавшись, вновь начал говорить: — А вы, наверно, по письму? Извините, может, что не так написал.

— Да, по письму. Все правильно, Ваня, — сказал я больному, — чувствуете вы себя не очень хорошо…

— Да уж куда хуже, — тихо произнес он. — Не жизнь, а сплошные мучения… Света белого не вижу, радоваться разучился… Своему врагу не пожелаешь такого…

— Ну, это ты зря, — заметил с улыбкой Константинов. — Конечно, положение твое не из легких, но и не безнадежное. Известное дело — болезнь!

— О доктор, если бы вы хоть раз почувствовали, что значит приступ удушья. Как будто ты попал в безвоздушное пространство или рот тебе закрыли подушкой… Иногда мне кажется, что огромное чудище с большой косматой головой положило мне на шею свои лапы и душит меня… — Минуты три Клюев молчит, делает несколько глубоких вдохов, сплевывает мокроту в платок и снова не спеша говорит: — Глаза от удушья вылезают из орбит, дышать нечем… Грудь и голову пронизывает страшная боль. Кажется, что останавливается сердце… Кровь стучит в висках… Как будто тысячи раскаленных игл впиваются в тело…

Мы видим, что само воспоминание о приступе болезни причиняет беспокойство больному: его лоб и лицо покрываются капельками пота, лицо бледнеет, руки начинают дрожать, и он опускается навзничь на подушку.

— Ваня, — обращаюсь я к больному, когда он открывает глаза, — вы еще плохо себя чувствуете?

— Нет, нет, доктор. Мне лучше… Это пройдет, это от слабости.

— Вам надо беречь свои силы. Давайте договоримся: мы зададим несколько вопросов, а --">