Сергей Юрьевич Волков , Алексей Андреевич Гравицкий - Чикатило. Явление зверя

отдал команду на продувку и запуск двигателей. Турбины, медленно раскручиваясь, вскоре начали выть, словно тысяча голодных волков, затем вой перешел в рев. Стюардесса поднялась по трапу в самолет.

Следователь, перекрикивая шум двигателей, сообщил Горюнову:

– Еще минута – и летим без него!

В этот момент на летном поле появился опоздавший Витвицкий. Он бежал к самолету, нелепый, несуразный, в развевающейся одежде, роняющий по дороге вещи. Горюнов первым заметил его, тронул Кесаева за руку:

– Вот он, Тимур Русланович!

Кесаев повернулся, посмотрел, как Витвицкий, уронив портфель, поднял его, уронил сверток с бумагами, потом споткнулся, снова уронил портфель, и зло бросил:

– Клоун… Олег, иди садись.

Горюнов поднялся по трапу. Витвицкий подбежал к самолету, где его поджидал Кесаев.

– Фу-у-х, успел!.. – с радостным выражением на лице крикнул Витвицкий.

Следователь, стараясь держать себя в рамках, резко оборвал его:

– Нет, не успели! Вы, Витвицкий, едва не сорвали нам полет! Это разгильдяйство…

Витвицкий, побледнев, закричал в ответ – турбины ревели на полную:

– Я должен был собраться… Я ученый! Мне дали всего три часа…

Кесаев покачал головой:

– Ты – офицер милиции! А еще сопляк и демагог. Марш в самолет! Бегом!

Витвицкий попытался возразить, но стюардесса уже махала с трапа, и ему пришлось послушно подняться по ступенькам. Последним в самолет вошел Кесаев. Дверь закрылась, трап отъехал, самолет вырулил на взлетку, разогнался, взлетел, и через мгновение его бортовые огни исчезли в низких вечерних облаках.

* * *

Все это было неделей ранее, а сейчас московская группа вместе с местными оперативниками работала на месте очередного преступления убийцы, уже прозванного Ростовским потрошителем.

Рассвело. Туман рассеялся. Часть милицейских машин уехала. Возле «Скорой» врачи хлопотали вокруг старика-грибника, ставили ему капельницу. В стороне майор Липягин о чем-то разговаривал с оперативниками.

Санитары подняли и понесли к серому «уазику»-«буханке» с красным крестом носилки с убитым мальчиком, укрытым белой простыней. Сквозь простыню проступали кровавые пятна.

Витвицкий, по-прежнему бледный, с платком в руке, наблюдал за этим. К нему подошла миловидная девушка в простенькой кофточке и серой юбке – старший лейтенант Овсянникова, единственная женщина в ростовском УГРО.

– Ну, как вы? Полегче? – спросила она у Витвицкого.

Тот неопределенно дернул плечом.

– Не знаю… Мутит… Я никогда не был… На вот таком вот…

Овсянникова понимающе кивнула.

– Да, к такому привыкнуть сложно.

Она поежилась от утреннего ветра, несущего знобкий холодок, вздохнула:

– И главное – я понять не могу… Когда в пьяной драке… Или с целью ограбления… Да даже эти… насильники… Им ведь главное – получить удовлетворение, а потом… Иногда убивают, бывает. Боятся, что жертва расскажет. Убивают, придушат там или ножом пырнут – но не так! Это же ужас!

Витвицкий повернулся к Овсянниковой, внимательно посмотрел на нее.

– А вы… Как вас, простите, по имени-отчеству?

– Просто Ирина.

– Очень приятно. Я Виталий Иннокентьевич. Так вот… Вы не думали, Ирина, что без этого всего преступники… – он сделал жест рукой с платком куда-то в сторону «уазика». – Просто не могут получить… это вот, о чем вы сказали… удовлетворение?

Санитары погрузили носилки в «уазик», с грохотом закрыли двери. Овсянникова промолчала. Липягин двинулся к служебной «Волге», по пути скомандовал своим:

– В час совещание у Ковалева, с московскими коллегами. Не опаздывать!

Машины разъехались, место убийство опустело, только сиротливо торчала из кучи листвы сломанная бамбуковая удочка с обрывком толстой лески ноль-три.

* * *

У уличного киоска с крупной надписью «ОВОЩИ» стояла небольшая очередь, в основном женщины, возвращавшиеся домой после работы. Некоторые были с детьми, кто-то уже успел отовариться и держал в руках полные авоськи и хозяйственные сумки. За прилавком гремел весами продавец-мужчина в грязно-белом халате.

Очереди бывают разные: тихие и интеллигентные очереди за книгами, шумные и горластые – за водкой, скорбные очереди в больницах или нервные, истеричные – за билетами на вокзале. В очереди к овощному киоску обсуждали недавнее убийство в лесополосе возле станции.

– Я бы, если бы их поймала, своими руками бы придушила! Сволочи! – эмоционально говорила немолодая женщина, рубя воздух --">