Вячеслав Пайзанский - С утра до вечера

района поселка Шпилево, пригорода Дмитрова, близь леса, ближайшего к городу расположения полка. А потом было уточнено: сигналил отдельно стоящий деревянный двухэтажный дом с мансардой, принадлежавший районному земельному отделу.

Проверили всех жильцов дома. Это были лично известные Койранскому люди, которых нельзя было подозревать в шпионаже.

А сигнализация продолжалась и в последующие ночи. Опять стали искать в доме, зашли в мансарду и здесь на пыльном столе под окном увидели след ящика, который работал до последней минуты перед приходом туда Койранского.

Сомненья быть не могло: враг прячется где-то в доме. Но поймать или установить, кто он, не удавалось.

Лишь один раз показалось, что какой-то мужчина с ящиком выскользнул из дома. Когда нагнали, это оказался известный в районе коммунист Шурыгин, заявивший, что он перед поездкой в Москву по службе заходил к заведующему земельным отделом; проверять это даже не пришло никому в голову. И кто мог тогда усомниться в Шурыгине?

Но через много месяцев, после изгнания немцев из-под Москвы, стало известно, что Шурыгин оказался изменником, принимал немцев в своем доме в деревне Ревякино, в 4-х километрах от города, составил и выдал немцам список коммунистов и комсомольцев, распустил колхоз и присвоил себе пару лучших колхозных лошадей и лучших коров.

Этот Шурыгин и его жена были расстрелены по приговору военного трибунала, так как наши люди помешали ему бежать вместе с немцами.

Опасаясь, что наводка в конце концов может привести фашистские самолеты на цель, Койранский, по согласованию с Райвоенкоматом, вывел полк из леса и поместил частью в деревнях, частью в пустовавших бараках завода Ф. С., которые с помощью Управления канала Москва-Волга были отремонтированы и переоборудованы под казарму.

В течение месяца полк растаял. Его состав на автомашинах по ночам отправлялся в действующую армию и попадал прямо в бой под Смоленском, под Ельней, под Вязьмой, а также в других узлах сопротивления захватчикам.

Сам же Койранский был назначен начальником Всеобуча, в котором проходили допризывную подготовку молодые люди, будующие воины, пока по возрасту не призывавшиеся в армию.

Эти молодые люди также были главным образом пришельцы из западных областей и западных районов Московской области.

В середине октября, когда возобновилось остановившееся было натупление немцев на Москву, вся молодежь небольшими партиями, по 250–300 человек, отправлялась пешим порядком в город Горький, а оттуда в находящийся вблизи него Гороховецкий лагерь. С одним таким отрядом отправился в Горький и сам Койранский. Он долго думал, как ему быть с довольно объемистой папкой стихов и крупных поэтических произведений, результатом трудов за почти восемь лет?

Предатьих сожжению не хватало сил: слишком много своего внутреннего горения, дум, вдохновений отдал Койранский за свое спокойствие в разное время жизни, сжигая то, что ему было всего дороже.

Слишком дорого стало для него его творчество, наиболее квалифицированное в этом восьмилетнем периоде. Он ценил в нем и содержание, созвучное переживаниям Родины, и личную настроенность, охватывющую огромный диапазон его духовной жизни, и форму, как ему казалось, красивую и запечатляющую, полностью соответствующую содержанию, вытекающую из него.

Куда девать все это богатство? Спрятать в оставленной на произвол случая квартире? Отдать кому-нибудь на сохранение?

Первое не годилось, второе было ненадежно и опасно, особенно из-за последней поэмы, написанной летом 1940 – весной 1941 года, гневной и обличающей, восторженной, глубоко народной. Это – поэма «Громовержец». В ней Койранский излил всю народную скорбь, народное негодование и подверг исторически-сравнительному анализу фигуру Сталина, и хотя и не был вынесен окончательный приговор этой зловещей личности, сопоставленной с другими руководителями – далеким Иваном Грозным и близким по времени Владимиром Ильичем Лениным. В этой поэме, отдавалась и некоторая дань настоящего патриотического восторга. Но она могла стать для Койранского гибелью, в которую он мог вовлечь и других, если бы кто-то согласился взять на хранение его поэтическую папку.

Поэтому нельзя было доверить труды свои кому бы то ни было.

И Койранский решил забрать эту объемистую папку с собой, даже на фронт, куда он надеялся попасть.

В это время сын его учился в институте в --">