Клиффорд Гирц - Постфактум

иллюзии лежит сбивчивое продвижение сквозь череду событий и последующее придумывание объяснений того, как они взаимосвязаны. Эти объяснения всегда выводятся из имеющихся представлений, подручного культурного инвентаря, который, как любой инвентарь, служит определенной задаче: стоимость прибавляется, а не извлекается. Если мы хотим прийти к объективности, правильности и научности, то нам не стоит притворяться, будто они не зависят от усилий по их созданию или разрушению.

Итак, для объяснения перемен, произошедших в моих городах, в моей профессии, в моем мире и во мне самом, мне не нужны сюжетное повествование, измерение, вспоминание или структурная прогрессия и определенно не нужны графики – хотя все это можно использовать (наравне с моделями и теориями), чтобы очертить рамки и определить предмет обсуждения. Нужно показать, каким образом конкретные события и уникальные случаи (встреча здесь, обстоятельство там) можно связать со множеством фактов и батареей интерпретаций, чтобы дать почувствовать, как обстоят, обстояли и, вероятно, будут обстоять дела. Кажется, Нортроп Фрай сказал, что миф описывает не то, что случилось, а то, что случается². Такова во многом и наука (по крайней мере социальная наука), разве что ее описания претендуют на более твердые основания и здравые суждения и время от времени – на некоторую беспристрастность.

* * *

Я впервые оказался в Паре³, индонезийском городе в Юго-Восточной Азии, – районном центре, располагающемся в долине крупной реки Брантас на востоке центральной Явы, – в 1952 году. Прошло менее двух лет с того момента, как Королевство Нидерландов предоставило Республике Индонезии независимость после пяти лет периодических разрозненных столкновений. Я был в составе команды аспирантов, присланной из Гарварда, чтобы открыть эту часть отныне бесхозного мира для американской социальной науки. Нас было десятеро, включая мою тогдашнюю жену. Мы прибыли в Джакарту – после трех недель плавания из Роттердама (Гибралтар, Суэц, Коломбо, Сингапур – названия, полные романтики, которую они сейчас в значительной степени утратили) – на следующий день после первой попытки государственного переворота в истории нового государства. На улицах стояли танки, и политические гостиные столицы бурлили слухами, упованиями, разбитыми надеждами и фантазиями о новых заговорах.

Я впервые оказался в Сефру, марокканском городе в Северной Африке, – районном центре у подножия Среднего Атласа в тридцати километрах к югу от Феса, – в 1963 году, приехав с идеей организовать там, если получится, коллективное исследование иного рода. (В то время я был доцентом в Чикагском университете и полагал, что мое положение не сильно отличается от положения аспиранта.) Прошло около шести лет после окончания французского протектората, и Мухаммед V, харизматичный король-герой, вернувшийся из французской ссылки на Мадагаскар, чтобы возглавить общенациональное движение и привести свой народ к независимости, внезапно скончался после мелкой операции на носу. Его сын, тридцатидвухлетний Хасан II, решительный военный с репутацией плейбоя и любителя спортивных машин, эдакий марокканский принц Хел⁴, только что взошел на трон. Пока вся страна была погружена в глубокую скорбь, иногда пугавшую своей неистовостью, политические кафе Рабата – где я тогда жил, после того как более или менее импульсивно сбежал с совещания в антропологических верхах в Великобритании, – гудели от слухов насчет смерти старого короля, сомнений в стойкости нового и рассуждений о том, кто первый ее испытает.

Подобное прибытие во время антракта, когда все действительно важные вещи уже произошли вчера или произойдут завтра, вызывает неприятное чувство, что ты опоздал или пришел слишком рано, – чувство, которое с тех пор никогда меня не покидало. В Паре или Сефру в 1952, 1958, 1963, 1964, 1966, 1969, 1971, 1972, 1976 или 1986 году всегда казалось, что это не идеальный момент, а пауза между идеальными моментами, между одной турбулентностью, которая только что закончилась, и другой, которая смутно намечается впереди. Перемены – это не парад, который можно наблюдать, пока он проходит мимо.

В начале пятидесятых Паре был захудалым, жарким и поочередно то пыльным, то грязным городом на перекрестье дорог, в котором жило около двадцати тысяч человек (пара тысяч из них – китайцы), и региональным центром для где-то – в зависимости от того, каким --">