Соломон Николаевич Демурханашвили - Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

свойственной крестьянам степенностью беседовали о своей скудной, безрадостной жизни. Иногда вздыхали, иногда поминали имя господа, взывая к его защите от многочисленных тягот и несправедливостей. А мельничный жернов все вращался и перемалывал зерно, точь-в-точь так же, как другой, невидимый жернов перемалывал их жизнь день за днем, год за годом, обращая все живущее в арах.

3

Сафрон сидел в кухне своего дома, дымил самокруткой. Варвара суетилась у очага и уже в который раз говорила мужу:

— Поди поспи. Чего ты ждешь, скажи на милость? Почему не ложишься?

Но Сафрон не слушал ее. Невеселые думы томили его, не давали уснуть. Он даже и усталости уже не чувствовал.

Только сегодня всем сердцем ощутил он всю горечь, всю безысходность одиночества. Завтра уедет Авель… Да, конечно, с ним остаются и жена, и старший сын. Но у него такое чувство, как будто его покидают все, оставляют одного на том скудном клочке земли, на котором прошла вся его жизнь.

Две последние ночи Сафрон томился бессонницей. Его мучила судьба Авеля. Ненадолго забывался он сном, и тогда снилась ему его любимая корова: чудилось, что она подходит к воротам, жалобно мычит. Но видение это исчезало, он вновь пробуждался от сна, и вновь начинали его томить невеселые мысли о грядущей судьбе младшего сына.

Авель был первым в их семье, кто научился читать и писать. Научил его дядя Спиридон, брат отца.

Жизнь Спиридона сложилась не совсем обычно для крестьянского сына. Все началось с того, что священник научил его грамоте. Ясный ум и способности мальчугана поражали всех вокруг. Путь к образованию для сына простого крестьянина был закрыт.

Но слух о необыкновенном мальчике дошел до его сиятельства, владетельного князя. Тот, благотворительства ради, написал соответствующее ходатайство, и Спиридона приняли в Горийскую семинарию, которую он успешно окончил и стал учителем в селении Ахали-Сенаки.

Именно по настоянию Спиридона десятилетнего Авеля, несмотря на тяжкую нужду семьи Енукидзе, определили в двухклассное училище села Хотеви. А когда Авель прошел там полный курс, Спиридон забрал племянника к себе, в школу Ахали-Сенаки.

Быстро промелькнули еще три года. Окончив и эту школу, Авель решил уехать в Тифлис, поступать в техническое училище. И вот теперь, прежде чем отправиться туда, где ждет его уже совсем новая жизнь, он приехал в родную деревню, чтобы повидать близких, надолго с ними проститься.

Не думал, не гадал Сафрон, что так быстро и незаметно промчится его жизнь. Оглянуться не успел, глядь — и борода, и усы уже седые. Плечи согнулись, глубокие морщины избороздили лицо. А ведь ему всего-то пятьдесят пять. Авель был поражен, увидав, как изменился за прошедшие годы отец. Но еще больше был удивлен Сафрон перемене, которая произошла за это время с его младшим сыном. Дело было даже не в том, что и ростом и шириной плеч он уже перегнал отца. И даже не в том, что он возмужал, из мальчика превратился в рослого юношу. Главная причина была в чем-то другом, неуловимом. Быть может, в глазах? Да, это были глаза человека, уже научившегося думать.

Увидав так резко переменившегося сына, Сафрон сперва испытал острое чувство радостной отцовской гордости. Но почти сразу же к этому чувству примешалось другое: тревога, страх… Да, страх! Сафрон стал бояться за судьбу своего любимца.

Тревога томила отца, словно расплавленный свинец жгла ему сердце. И самое ужасное было, что он чувствовал: никогда уже эта боль не пройдет, наоборот, что ни день, все сильнее будет терзать его, пока в одночасье не грянет гром, не разразится над их домом беда. Ну а пока, в ожидании этой неизбежной беды, надо было продолжать тянуть свою лямку.

Сафрон встал, пошел взглянуть на спящих детей. Серапион сладко похрапывал, раскинувшись на спине. А Авель лежал в той самой позе, в какой, бывало, спал малым ребенком: на правом боку, зажав руки коленями.

Говорят, именно так лежит дитя в материнской утробе. А тот, у кого эта привычка сохраняется не только в младенчестве, обладает особой, неодолимой тягой к свободе.

Сафрон молча глядел на сына. Слабый свет луны осветил на миг его лицо, и Сафрону вдруг показалось, что Авель вновь стал похож на того малыша, который, бывало, встав с постели, в одной рубашонке прибегал к отцу, обнимал его за шею и обдавал тем ароматом детского сонного тепла, слаще которого нет ничего на свете.

Сафрон вдруг вспомнил, --">