Василий Витальевич Шульгин - 1921 год.

Мы умираем…

* * *

А. С. задумался на минутку. Потом:

— Ты знаешь, бедный Николай Николаевич…

— Что?

— Застрелился…

— Как? Отчего?

— Перспектива нищеты… ничего в виду… он уже давно был в меланхолии. Не выдержал бедняга…

* * *

Не выдержал бедный Николай Николаевич…

Ах, ведь он был символом…

Обломок прошлого… безусловно, порядочный человек — традиционно порядочный, “от старого” порядочный… Не способный к измене ни в каком виде… Добрый, страшно добрый… Человек, абсолютно лишенный честолюбия, тщеславия. Всегда готовый броситься на помощь ближнему или общему делу… Живо чувствовавший свою связь с государством, Россией, и какой-то свой долг перед нею… К тому же человек самобичующийся, вечно твердивший “я дрянь, я дрянь — ну, конечно!”… Это все потому, что какой-то остаток жизнерадостности иногда пробивался в нем…

Но никчемный был человек, дорогой Николай Николаевич, и путаник… Виртуозный путаник… При это он обладал “охотой к перемене мест”.

Он вечно носился. Во время Великой войны он был уполномоченным Красного Креста. И вот он бешено вечно мчался по фронту, и ему, очевидно, казалось, что он делает дело… Не успев куда-нибудь приехать, он уже спешил в другое место… При этом даже то время, которое можно было урвать у него, проходило во всяких “переулочных” разговорах, а на главную улицу, на проспект, никак его нельзя было вывести…

За пять минут до отъезда начинались решаться дела, за которыми он собственно приехал. Разумеется, в диком сумбуре… Тут же писались какие-то документы, принималась отчетность, давались деньги… Последние самые важные указания давались уже сидя в автомобиле. Вдруг вспоминалось главное… Тут же на коленях раскрывались чемоданы, доставались печати, бланки…

Все это было если не хорошо, то, во всяком случае, кое-как шло, пока было свое состояние и свои автомобили… Недочеты покрывались из своего кармана, а за забытым делом мчалось вторично, за двести-триста верст, по бешеным дорогам, благо своя машина.

Но когда все это кончилось, революция поставила вопрос “сурово”, — не выдержал Николай Николаевич… Он мог только метаться во все стороны, этим метаньем и хлопотаньем обманывая себя, что он делает дело. Но делать настоящего дела он не мог…

И вот кончил…

Он был символом этих милых, идеальных людей, выросших на старой хорошей еще тургеневской закваске, которые живо чувствовали свой какой-то долг перед Россией, но ничем не могли ей помочь, ибо были великими… “путаниками”…

Мир вам, милые “путаники”…

Вечная память…

Вечная, вечная память, ибо из вашей среды, из вашей глины, вылепились Пушкины, Тургеневы и Толстые, которые не умирают, ибо создали “жизнь бесконечную”.

* * *

Во всяком случае, Николай Николаевич ответил на вопрос “что делать”… Он ушел.

Но мы, остающиеся, какой ответ дадим мы?..

Grand’rue de pera

На вопрос “что делать” очень хорошо отвечает Grand’rue de Рera…

Если пройтись по этой улице, можно приблизительно узнать, что уже делают некоторые русские в Константинополе.

Первое и, кажется, главное занятие — это ходить по улицам. Ведь русские вечно чего-нибудь или кого-нибудь ищут… Ищут пропавших жен и мужей, исчезнувших детей, сгинувших родных; ищут друзей или однополчан; ищут приятелей, которые могли бы занять денег; ищут занятий или должности; ищут, где можно подешевле или бесплатно пообедать; ищут пристанища, квартиры; ищут завести знакомства; ищут, где выдают пособия, костюм или вообще что-нибудь выдают; ищут, где “загнать” это что-нибудь выданное; ищут что-нибудь “вообще”, сами не зная чего, — счастливого случая; ищут, чем бы обмануть голод, и, наконец, бесконечно ищут страну, которая согласилась бы дать “визу”…

Русских так много, что иногда кажется, что их больше всех… Конечно, это обман — просто они очень заметны… Конечно, их выделяет прежде всего внешность: несчастная военная форма, говорящая без слов о симфонии походов, или же “штатский” костюм, поющий “песнь торжествующей эвакуации”… Но и те, кому удалось раздобыться чем-нибудь более приличным, сохраняют свой особый отпечаток, по которому вы сразу узнаете русских.

Здесь в моде среди русских какое-то очень легкое пальто зеленого цвета, такое легкое, что его с первого взгляда можно --">