Эми Шумер - Девушка с тату пониже спины

хозяйкой, что у нее всегда найдется шутка и что она приправит смехом чужие анекдоты. Именно нам вечно приходится улаживать неловкие моменты всякими милыми словами, от которых с души воротит. По сути, мы — гейши, которым не платят. Но когда не оправдываешь этих ожиданий (потому что ты интроверт, например), все начинают считать, что или у тебя депрессия, или ты сука. Может, я и сука, но не потому что не хочу хлопать глазами и улыбаться, пока мне кто-то рассказывает, как бегал в средней школе кросс.

Про мою интровертность я начала догадываться, когда уже жила с бойфрендом Риком. Но даже маленькой я всегда знала, что-то тут не то. Я не любила так подолгу играть, как другие дети, и всегда сливалась, если предлагали заночевать в гостях. Но когда я выросла и мама уже не была готова примчаться за мной среди ночи, для меня многое прояснилось. Можно сказать, что с Риком у меня впервые были взрослые отношения, и я в первый раз играла с кем-то в дом, подражала женатикам, которые добросовестно исполняют свои обязанности насчет друзей и родных друг друга. Помню, как мы собрались к его семье на праздники и как я почувствовала, что мне придется часто отлучаться, чтобы передохнуть от общества симпатичных людей, с которыми мы проводили целый день. Примерно раз в полтора часа я уходила в его комнату или выходила пройтись. Никто мне ни слова не говорил, но на часы они явно поглядывали. Как-то Рик меня привел на свадьбу своего друга. Два часа проговорив о ерунде и исполнив кучу формальностей, я спряталась в ванной. Мне больше было нечего отдать и нечего сказать, ничего внутри не осталось. Только невыносимое чувство, что я бреду по воде.

Лишь подружившись с коллегами-комиками и артистами, я поняла: быть интровертом нормально. Даже когда мы едем вместе в отпуск или в тур, каждый на время уходит к себе в номер, а потом мы пишем друг другу эсэмэски, прежде чем побеспокоить стуком в дверь. Непростая особенность, когда твоя работа в том и состоит, чтобы все время ездить и видеть новые лица, новые города, новую публику. На этой работе пересекаешься с таким количеством народа! И чувствуешь себя полным дерьмом, если не отдашь немного энергии и не перемолвишься парой слов с каждым водителем, администратором в гостинице, промоутером, рабочим сцены, зрителем, официантом и так далее. И про «отдашь» я серьезно. Энергия между подзарядками не бесконечна. Она, сука такая, уходит. Не то чтобы я не уважала всех этих людей, которые трудятся и делают свою работу (с особенностями всех этих профессий я, кстати, знакома лично, потому что работала всем, чем можно, кроме дулы. Об этом еще поговорим потом). Я понимаю, что они не со зла, и знаю, что вокруг — толпы тех, кто, в отличие от меня, хочет поговорить с таксистом о том, как долетел, и какая погода в Нью-Йорке (мороз, жара — кому какое дело?). Сколько ключей от номера вам потребуется? (Сто девять.) Просто я — не такая, я не хочу тратить чужое время и силы (свои и чужие) на бессмысленную болтовню ни о чем. Каждый раз, забрав тебя в аэропорту, водители тут же спрашивают, что тебя привело в этот город и чем зарабатываешь на жизнь. Когда я была еще зеленая, отвечала прямо, но с тех пор поумнела, потому что каждый раз получается одно и то же:

— Так вы комик?

— Я вас раньше видел?

— Вы есть на Joutube?

— О, у меня двоюродный брат комик. Зовут Руди Мордожоп. Знаете его? Погуглите.

— Знаете, кто правда смешной? Джефф Данем.

— Вам надо снять передачу про таксистов.

— Я вам расскажу смешное для вашей передачи.

— Вы снимались в том кино?

— Нет? Точно?

— Мне вообще не нравятся женщины-комики.

Вот это меня просто убивает. Это вроде как сказать между делом: «Я вообще-то черных не люблю». Как бы то ни было, женщине-комику такое говорить грубо. И, дайте угадаю, вы всего одну женщину-комика видели за всю свою жизнь, было это в восьмидесятые. И еще кое-что: вы небось от нее были в восторге.

Поэтому, чтобы избежать таких разговоров, я одно время применяла легенду и говорила, что я учительница. Но за этим все равно следовало слишком много вопросов, и я стала говорить: «Я зарабатываю на жизнь, рассказывая истории». Это звучит достаточно стремно, чтобы болтовня прекратилась.

Я могу весь вечер простоять на сцене, рассказывая тысячам людей о своих самых уязвимых и личных переживаниях — вроде соображений о парне, который последним во мне побывал, или о том, что жру, как чревоугодник из фильма «Семь», когда напьюсь. Но на --">