Наталия Гончаренко - О моем отце

приезд отца из действующей армии. Наверно он был недели на 2. Помню только, что был приглашен какой-то пожилой генерал с бородой, расчесанной пополам. Был очень хороший обед, вино, фрукты. Но после обеда меня отправили в свою комнату. Папа мало бывал дома, а иногда вечерами сидел за своим письменным столом и читал. Этот период жизни с октября 1914 г. по май 1918 г. мы жили очень тихо, почти нигде не бывали и у нас бывала изредка мамина сестра — Мария Иосифовна Вольф или бабушка Мария Александровна Гоштовт и мамина подруга по гимназии — Агнесса Петр. Лузанова с дочкой Валей, моей первой подругой, которая жива сейчас. 2 раза были с мамой в Мариинском театре на балете «Конек-Горбунок» и опере «Князь Серебряный». С 1918 г. мы уехали к бабушке на дачу под Лугу, где остались на зиму. Там же жила и тетя с сыном Юрой и приехал и мой папа. Помню, что он ходил на охоту, но дичи приносил не много, много читал. У бабушки были книги, мне запомнились журналы «Нива» и приложение к ним, которое я читала без всякого контроля.

В 1915 или 1916 г. папа приезжал с войны в Петербург в отпуск. Мы с ним ходили в цирк, тогда он был Чинизелли. Папу интересовала борьба, особенно до сих пор помню, его лицо: отличился один молодой негр, который одержал верх над какой-то знаменитостью и все о нем говорили. На меня произвели гораздо более сильное впечатление дрессиров. лошади.

Почему-то мне запомнилось, как я подстригала отцу волосы. У него была машинка для стришки волос и с каким наслаждением я его подстригала.

Отца я очень любила, хотя не могу сказать, чтоб он мне уделял много внимания.

Забыла написать, наверное в 1916 г. он мне подарил свое старое седло и научил кататься верхом. Была лошадка лет 12, кот. была куплена жеребенком, рыжая, с белой полосой на морде и с подстриженной гривой и хвостом, под кличкой «Дружок», вот на ней я и гарцевала. Я выламывала крепкий прут и много ее хлестала, пока наконец я дожидалась галопа. Эта быстрая езда мне доставляла большое удовольствие, ездила в лес, дорога была узкой и ветки деревьев хлестали мне лицо, но это меня не пугало. Ездила по 2 ч. почти ежедневно. В выходные дни к нам приходили дачники, жившие по соседству, играли в крокет, заводили граммофон. Осенью поздней папа уехал в Петроград, а к весне уехал к матери в Одессу. До 1922 г. о нем мы ничего не знали.

8 марта 1919 г. умерла от возвратного тифа моя мама и меня и бабушку взяла к себе тетя Мария Иосифовна, которая работала в деревне сельской учительницей, она устроилась в деревне, т. к. время было тяжелое и жить в Петрограде, работая одной с 3 иждивенцами, было бы очень тяжело. В 1922 г. осенью мы получили от папы несколько открыток, адресованных маме из Владивостока, Нагасаки, а с апреля 1923 г. он начал жить в Риге в семье д-ра Спальвинга, жена которого Эльфрида Карловна в 1913 и 1914 гг. учила меня игре на фортепьяно. В мае 1922 или 1923 г. он узнал о смерти моей мамы и остался жить в Риге, где занимался литературным трудом. […]

В 1924 г. я получила от него письмо, раза 3 я получала от него деньги. Потом до 1927 г. я учительствовала в деревне, а с 1927 г. я перебралась в Ленинград и до 1931 г. папа ежемесячно мне помогал. Я окончила медицинский техникум и с 1930 г. начала работать. В 1936 г. я была в плохом состоянии здоровья, т. к. при падении получила сотрясение мозга и 4 раза он мне посылал продуктов, посылки и мы переписывались изредка. Когда в июле 40-го Латвия стала советским государством, я ему написала письмо и через 2 недели получила от него ответ. Это письмо вместе с другими у меня хранится. Как я радовалась этому письму и как он был рад моему. Я делала ремонт в комнате, дочка моя первый год пошла в школу и я через неделю лишь ответила ему. Письмо мое пришло 13 декабря, а 12 дек. его не стало. О его смерти я узнала от Евгении Петровны Квесит, жившей в Риге со своим отцом. Она знала отца 15 лет. Очень любила его. У меня сохранились все ее письма ко мне. Она подробно описала его смерть, похороны. Писала, что для нее отец был дороже всех. Но папа был верен памяти мамы и не хотел себя ни с кем связывать. Она мне писала, что он говорил — «Я был слишком избалован такой красивой и хорошей женщиной, как моя жена, и другой такой у меня не будет».

Была в Риге некая Гусева, очень богатая купчиха, вдова и оч. неглупая. Ее муж умер и она жила с 2 взросл. сыновьями. Папа у нее бывал, она оч. благоволила к нему, устраивала пикники в места, приятные для него, выбранные им. Устраивались партии в преферанс. Но когда кто-то сказал отцу — --">