Константин Михайлович Оберучев - В дни революции

Болгарией, тогда нельзя было ничего возразить против этого. Но, ведь, германских договоров им не получить! Они могут, поэтому, опубликовать только акты России и её союзников и сделать всё, чтобы скомпрометировать только одну сторону, оставляя другую в лучезарном свете чистоты. Это уже есть акт предательства, и мне стыдно, что во главе моей родины стали лица, способные на это.

   С самого начала войны я всегда был сторонником мира без аннексий и контрибуций; и считал, что это необходимо для того, чтобы скомпрометировать самую идею милитаризма и вооружённых захватов, решения международных споров вооружённой силой. И когда русское революционное Правительство громко сказало это и выявило свою волю, держа всё-таки в руках меч и стараясь его заострить, чтобы иметь возможность силой поддержать своё справедливое требование, я только приветствовал деятелей революции, ставших на такой путь. Но когда истинных революционеров сменили революционные авантюристы, и когда они заявили это требование и немедленно предложили Германии перемирия, мне стало стыдно. Стыдно потому, что я видел в этом путь унижения, по которому пошли нынешние случайные руководители России. И я не ошибся.

   Германия гордо ответила, что с неизвестными людьми она заключать мира не будет, а войдёт в переговоры о мире только с людьми которых изберёт для этого Учредительное Собрание. Руководители современного курса, а вместе с ними и вся Россия -- получили предметный урок от Германии, и мне стыдно и больно за свою дорогую родину.

   Что же касается перемирия, то таковое при полном развале армии, к которому всё время вели и привели революционные авантюристы, конечно, Германии не нужно: она спокойно может отвести все свои войска с русской границы против войск союзников и оставить в своих траншеях только часовых при нескольких пулемётах, да группы солдат-стариков специально для братания. Зачем же ей перемирие? Но этим предложением Германия сумела воспользоваться для вящего унижения моей многострадальной родины.

   Она сказала: "Отведите свои войска на сто километров назад, и тогда мы сможем заключат с Вами перемирие".

   Вот до какого позора довели наши самозваные руководители страну, и краска стыда заливает лицо моё при одной только мысли, что это могло случиться.

   Мне, россиянину, стало стыдно за свою родину и за тот позор, до которого довели её в процессе революции.

   С юных лет я верил в революцию, как спасение моей родины. Я верил в тому же, что революция в России будет обновлением не только её собственной жизни, но и жизни всего мира. И эту веру донёс я до седых волос и сохранил во всей чистоте ещё юношеских порывов. Мои американские друзья, как я уже упоминал, говорили мне не раз, что на борьбу русских революционеров за свободу России они смотрят как на борьбу за мировую свободу.

   И этой мыслью привык я гордиться.

   Наконец, настал желанный час. Революция в России совершилась, порвались вековые цепи рабства, и свобода величаво и во всей своей красоте встала перед нами. Мы вздохнули свободно, и перед нами засияла заря счастья.

   Но, увы, не долго это продолжалось. Пришли безответственные люди, которые в революции видят только разрушение и не признают созидательного её значения, и повели Россию к мировому позору, как бы сознательно компрометируя саму идею революции, как обновления и усовершенствования человеческой жизни.

   Исчезла с нашего горизонта краса жизни, и остались одни потёмки буйного анархизма, подогреваемого безответственными революционными авантюристами, выкидывающими лозунги, подхватываемые жадной бессознательной толпой.

   Болезнь эта, конечно, пройдёт, но мне до боли стыдно, что родина моя пошла по такому тяжёлому и позорному пути. А ещё стыднее то, что в процессе нашей теперешней жизни может быть надолго скомпрометирована сама идея революции, та идея, в спасительность которой я веровал в течение всей своей сознательной жизни, и веру в которую не теряю и теперь.

   Да, чувство стыда -- самое сильное чувство, которое я испытываю сейчас за свою родину.

   Вот, что я писал две недели тому назад.

   И это чувство стыда не оставляет меня до сих пор.

   Но всё же не оставляет меня вера, что здоровые корни жизни дадут

--">