Виктория Израилевна Беломлинская - Витя и Люда

Евтушенко подскочил к нему сзади и с совершенно неуместным выкриком: «Я понес Голявкина!» обхватил его и действительно некоторое расстояние пронес по мастерской. В это время такси подъехало, и надо было выходить. Вернулся Витя раньше, чем его ждали. Немного расстроенный. Выпил водки и объяснил:

— Вообше, так не очень хорошо получилось. Едем в такси, Женька впереди, я сзади. Я думаю: что вообше он хотел сказать этими словами: «Я понес Голявкина!» Отвратительно звучит. Я говорю: «Женя!», он поворачивается, и я так гениально даю ему в морду! Но он тоже так гениально говорит: «Остановите машину. Витя выходи!» Я вышел.

А всё–таки — и это поразительно: Евтушенко в Париже ставил на место зарвавшихся французов с их невнятным Ионеско, ссылаясь на нигде никогда не напечатанные Витины рассказы! И еще ни одной его детской книжки не появилось, а вот же катит из Москвы в Питер кавалькада блестящих черных Волг, в одной из них дочка редактора американского журнала «Look», в других подобострастная свита московских поклонников её наполовину американского происхождения — и катят они из Москвы в Питер, исключительно желая познакомиться с Голявкиным, иметь счастье при случае упомянуть, что ужинали с ним в ресторане гостиницы «Европейская». Правда, с этим ужином тоже не хорошо вышло. Получив приглашение, Витя как–то стушевался, как–то его подавил очень уж шикарный вид приглашавших — ослепительно–белые манжеты из рукавов ослепительно–черных пиджаков, — всё по последней моде, лоск, блеск, манеры — словом стушевался и не помянул ни словом Сашка — дескать, приду с другом. Но не плохой ход придумал.

— Я, — говорит Сашку, — пойду, а ты примерно так через час войди в ресторан, невзначай так, оглядись. Я будто тоже невзначай увижу тебя и крикну: «Прывэт, Сашок!» Они, спросят, кто это, я скажу: «Мой друг», ну, они тебя пригласят к столу. Пожрешь тоже…

За столом в «Астории» однако же, с самого начала всё приняло для Витька странный и весьма неожиданный оборот. Человек восемь лощеных мужиков при манжетах и четыре, в подражание «лукше» нарочито не накрашенных и от того похожих на стайку моли, дамы вдруг все дружно заговорили о родах. Такую странную тему с самого начала задала «лукша», а прочие, в том числе и мужчины, к Витиному удивлению её поддержали. Кто, как рожал, и какие бывают осложнения, и кому доводилось Кесарево сечение делать, дабы избежать разрывов. И так в этой увлекательной беседе, как бы совершенно не придавая значения сидящему за столом писателю, и даже его мнением по поводу Кесарева сечения не интересуясь, целый час провели, произнося тосты и поочередно выпивая за благополучный роды то одной дамы, то другой. Он, правда, и не имел никакого особого мнения по поводу Кесарева сечения — как–то прежде не задумывался, а сейчас все следил за входом, ждал появления Сашка. И Сашек появился. Вошел и так небрежно стал оглядывать зал: нет ли кого знакомого. И тут Витя, своим характерным жестом вздернув руку, на весь зал крикнул: «Прывэт, Сашок!»

Сашек ему тоже помахал, но только на одну секунду за столом возникла пауза. И никто даже не спросил: «Кого это вы приветствуете?», никто не предложил пригласить друга к столу, опять о своем заладили. Такое у них было воспитание. Такая невозмутимость им была свойственна. Такой хороший тон. Витя, от этого хорошего тона обалдел и упустил момент. Сашок потоптался с ноги на ногу и ушел, не солоно хлебавши. И вот тут, хоть и с опозданием, Витя обрел себя. Встал над столом с бокалом в руке. И сразу привлек к себе внимание. Должно быть, они все–таки ждали, что знаменитый писатель, ради которого они покрыли, не задумываясь, восемьсот километров, выскажется, наконец, на интересующую их тему. Он и высказался:

— Вы тут долго говорили, я, вобше, сидел, слушал. Теперь я скажу. Вот какая интэрэсная мысль пришла мне в голову: почему всё–таки ещё ни один человек не родился через жопу?! — опрокинул в себя бокал, развернулся и пошел Сашка догонять.

— Правда, один тип там нашелся, вобше, так гениально мне вслед крикнул: «по–моему, ты именно так и родился…» — Отдал Витя должное находчивому типу.

Опытная, мудрая Вера Панова всем одаренным начинающим писателям давала один совет: пробиваться в официальную литературу через «Детгиз». Чем больше было написано Витей взрослых рассказов, тем меньше оставалось него шансов опубликовать хоть один из них. Чем больше утекало времени, тем круче оно становилось. --">