Игорь Николаевич Калинаускас - Свет вылепил меня из тьмы

суровый мужчина! – и он отправил меня домой за родителями. А мы уже переехали на другую квартиру, от школы довольно далеко. Я шел и думал, как я приду домой и что со мной сделает папа, потом долго стоял в подъезде и строил планы. И вдруг в подъезд вошел наш директор. Увидел меня и говорит: «Николаев, ты чего это тут стоишь?» Я начал что-то ему объяснять, как попаду к отцу, что я ему скажу и вообще… «Ладно, – вздохнул директор, – я тебя прощаю».

Ничего интересного потом, какие-то годы такие… Ну разве что двор, где в одном месте на стене были глубокие, вполкирпича, выемки – до самого чердака высокого трехэтажного дома. По этим выемкам мы залезали на чердак.

И еще помню, как в сарае, который принадлежал нашей квартире, я нашел обойму пистолетных и обойму винтовочных патронов, серебряный крест фашистский и еще два каких-то крестика, награды. Поменял их на марки. А патроны мы разобрали и жгли порох в костре… Помню огород, откуда мы таскали помидоры, помню вкус этих помидоров. Кладбище, заросшее, старое, на котором мы собирали кленовый сок. Марки собирал, помню… Один раз, помню, мама сгоряча мне сказала: «Домой не возвращайся, если что-то с тобой случится!» – и я не возвращался. Ушел к своему однокласснику. Потом не выдержал, побежал в окно смотреть, увидел, что мама переживает, нервничает…

Мы выросли в ситуации, в которой духовные традиции практически отсутствуют. Знания о них пришли к нам в основном из книг. Только некоторые из нас имели возможность встретиться и общаться с живыми носителями традиции, поэтому и возник большой перекос в понимании того, что есть духовное сообщество и что есть сами духовные традиции. Первый критерий, который мы можем ввести для того, чтобы рассматривать любой вариант совокупности данных под названием «духовная традиция», – это сравнение предлагаемых моделей жизни по уровню сложности. Если модель, которая предлагается в качестве духовной жизни, проще, структурно примитивнее, чем жизнь, которой мы все живем, то эту модель сразу можно отнести в разряд «убежища».

Использование знаний духовной традиции или специально заново организованной системы знаний для создания модели жизни, структурно более простой, однозначной и не имеющей внутренних противоречий, указывает на то, что человек не справляется со сложностью внешнего или сложностью внутреннего мира. И как показывает практика, большинство людей, произнося слово «духовность», имеют в виду именно такую ситуацию.

Это очень важно. Использование духовной традиции, духовной культуры в качестве убежища и является наиболее распространенным вариантом.

Оформляются эти варианты обычно с помощью самой разнообразной мотивации:

– стремление к самосовершенствованию;

– восхождение «к чему-то там небесному»;

– нисхождение «к чему-то там сатанинскому».

Независимо от мотивационного оформления, от того, во имя чего и зачем, при анализе обнаруживается, что человек пытается создать себе или психологическое, или практическое жизненное убежище. Он упрощает свою внешнюю ситуацию за счет специально организованного внешнего мира (например, секта, община) или свою внутреннюю организацию за счет создания внутренне непротиворечивого, структурно простого мира, тем самым уходя от напряжения, сложностей и противоречий, и в любом случае оказывается в убежище. Чаще всего оправданием подобного «ухода» служит такой мотив, как самосовершенствование. Сверхценностью, как правило, становятся переживания. Все содержание духовности как убежища сводится к «особым переживаниям», которые объявляются сверхценностными, или же к переживаниям общения, к простой, ясной структуре общения по принципу «все мы хорошие, все мы любим друг друга, все мы мирные и тихие». Необходимость убежища осознается как со стороны рационального знания, так и со стороны духовной традиции. Существует категория людей, которые время от времени нуждаются в такого рода убежищах, и поэтому эти убежища существуют, существовали и будут существовать. Но когда человек, претендующий на серьезное отношение к традиции и к духовному сообществу, пытается свести всю задачу духовной традиции к убежищу, это просто выдает его незнание.

Если бы это было так, то есть если бы столь структурно упрощенная духовная жизнь была возможна, то духовное сообщество давно перестало бы существовать. Оно сохранилось бы просто как абстрактная идея или в виде отдельных общин, которым удавалось бы --">