Заяра Артемовна Веселая , Гайра Артемовна Веселая - Судьба и книги Артема Веселого

задумывает пьесу «Разрыв-трава» о жизни рабочей слободки.

Главным редактором газеты был А. Х. Митрофанов^[3].

«Алексей Христофорович многое делал для привлечения в редакцию начинающих журналистов из рабочих, — пишет самарский краевед К. И. Шестаков, — с осени 1917 года на страницах „Приволжской правды“ появились материалы Николая Кочкурова. […]^[4] Свои первые шаги в журналистике он совмещал с участием в боевой дружине… Сын волжского грузчика — крючника, как тогда говорили — сам с детства познавший тяжкий труд, он был полон революционного энтузиазма. Писал свежо, необычно, но нередко не считаясь с грамматикой.[…]

Алексей Христофорович любил его по-отечески, умело направлял развитие своеобразного таланта» ⁴.

Николай Кочкуров знакомится с образованными людьми, подружился с семьей Мундецен; хозяин дома — партийный работник, жена — актриса.

Эмилия Ивановна Мундецен рассказала нам много десятилетий спустя:

«Иногда он шокировал нас, новых его знакомых. Он совершенно не признавал условностей, не пытался показать себя с наилучшей стороны. Если я отчитывала его за какие-нибудь промахи, он говорил: „Не забывайте, я рос в рабочей слободке“» ⁵.

Из воспоминаний Ольги Миненко-Орловской

У него всегда была масса заданий, маленьких и больших, и к каждому он относился со всей горячностью.

Внешне замкнутый, он был по натуре очень общителен, и вскоре вокруг него образовался молодежный актив, в который вошли и мы с сестрой и братом […]

Я была воспитана в интеллигентной семье. Язык Артема звучал непривычно и ярко для моего слуха.

— Пиши, — говорила я ему. — Обязательно пиши. Может быть, из тебя будет писатель!

— Рад бы писать, — басил он, — да разве время сейчас! Люди со штыком, а я с пером. Смешно!

Я доказывала ему, что боевое перо не уступит штыку. Он отвечал:

— Может, чье-то и не уступит. А кому нужны сейчас мои литературные кляксы? Мне еще науку надо догонять конным шагом […]

Но писать его тянуло и в семнадцатом. Кружась по городу с разными поручениями, он останавливался на ночлег там, где застигла ночь. Иногда заходил к нам. Тогда брат переселялся в нашу с сестрой комнату и уступал ему свою. Оставшись один, он сейчас же брался за перо, и было слышно, как всю ночь он ходил по комнате, разговаривая с самим собою вслух ⁶.

В герое одного из ранних рассказов Артема Веселого угадываются некоторые автобиографические черты.

Завертелся Алеха в работе, как щепка в весенней реке.

Днем все бегал, по ночам часто дома не ночевал.[…]

Собрания, заседания, туда мотнешься, сюда — глядишь, и день весь.

А вечером надо на городскую площадь, где происходят уличные митинги.

Горяч был Алеха в спорах — беда. Охрип кричавши, но всегда, бывало, под утро последним уходит с площади; ежели увидит двух-трех оставшихся солдат, то и их проагитирует.

Чтоб не думалось ⁷.

Николай Кочкуров агитировал не только среди рабочих и на городских митингах. После одной из поездок по деревням свой большой очерк «Деревенские впечатления» он напечатал в «Приволжской правде».

Это стало первой публикацией начинающего журналиста.

Село Старый Тушкум затерялось «среди полей, лугов необъятных, живет своей жизнью, оторвано от всего мира».

Агитатор, (читай: автор) разговаривая с Поликарпом, «мужиком умным и начитанным», увидел, что и самое затерянное село волнуют те же вопросы, над которыми бьются в городе — как жить дальше, чего ждать от будущего.

— Ну, а как, — спрашиваю, — вообще-то, лучше или хуже прежнего живется? — «Да ведь как тебе сказать… хуже не хуже, да и хорошего-то пока не видать, не выбрались мы еще из-под барской пятки, всей округой, почитай, помещик владеет, замучил… Прута сухого не моги взять, а теперь зима на носу… Аль нам в город за дровами-то ехать, сыстари веков этого не бывало и не будет. Озлобятся мужики, пойдут как-нибудь да и запалят все. Н-на: ни тебе, ни мне…» ⁸

Способность передать суть и интонацию образной народной речи — одна из особенностей творчества Артема Веселого — проявилась уже в самых ранних его произведениях. Позднее свою журналистскую работу в 1917–1922 годах писатель назовет «Порой оголтелого ученичества».

1917. Мелкие рассказы и очерки о фронте и деревне печатались в Самарских большевистских газетах «Приволжская правда» и «Солдат, рабочий и --">