Юрий Александрович Пантелеев - Полвека на флоте

преподаватели. Читает ученый муж лекцию и вдруг спрашивает:

— Господа, вы всё успели записать? Матросы улыбаются, не желая конфузить старика, а кто-нибудь бросит шутливо:

— Так точно, ваше высокоблагородие, успели!

Преподаватель, ничего не замечая, продолжает лекцию.

Часто мы слушали доклады на политические темы. Для меня это была начальная ступень политического образования. Коммунистов на курсах было мало, человека три, но ни контра, ни анархиствующие жоржики в нашей среде не водились. Беспартийные матросы твердо шли за большевиками.

Часто к нам заглядывал председатель судового комитета миноносца «Азард» С. И. Кара — широкоплечий великан с красивыми добрыми глазами. Он разъяснял нам решения партии, рассказывал о последних событиях на флоте. Как-то я осмелился и в перерыве подошел к нему, высказал желание поступить добровольцем на флот. Он пообещал поговорить кое с кем. Вскоре меня зачислили в команду молодых военморов-добровольцев, которая несла охрану флотских учреждений. Теперь я мог посещать курсы уже на законных основаниях.

Атмосфера в городе накалялась. В июне эсеры убили большевистского трибуна В. В. Володарского. Через месяц они пошли на гнусную провокацию, убив в Москве германского посла Мирбаха с целью сорвать этим Брестский мир. В июле эсеры же подняли мятеж в столице. Они попытались устроить его и в Петрограде. В это время в Финском заливе появились иностранные корабли. А тут новое известие: ранен В. И. Ленин. Весь город

[9]

вышел на улицы. Неслись призывы к отмщению, к уничтожению врагов революции. Партия призывала к бдительности. Один за другим раскрывались антисоветские заговоры.

31 августа наша команда всю ночь провела под ружьем: предупредили, что можем понадобиться. Но обошлось без нашего участия. Славные чекисты провели операцию быстро и четко, захватив в здании английского посольства 40 главарей очередного заговора.

В эти дни многие военморы подавали заявления в партию. Меня и еще нескольких молодых моряков приняли в сочувствующие. В конце ноября произошла революция в Германии. Вильгельма свергли. Германские войска и флот больше нам не угрожали. Потерял силу грабительский Брестский договор. Наш флот получил возможность свободно выходить в море, тралить мины, поддерживать приморские фланги войск, оборонявших Петроград. Но все понимали, что передышка эта недолгая. Вскоре белогвардейцы и интервенты начали новое наступление на Петроград.

Меня вызвали в строевой отдел флота. Старый писарь-сверхсрочник спросил:

— Тут вот в графе о специальности у тебя значится: парусник. Это что, ты умеешь шить паруса?

— Нет, — сказал я, — умею только управлять парусными судами.

Писарь взглянул на меня поверх очков.

— Тоже мне парусник, а сам шить паруса не умеет… Но все равно, шпарь давай в губвоенкомат, в отдел морской допризывной подготовки.

С весны 1918 года в стране действовал декрет о Всевобуче — всеобщем военном обучении. Учиться военному делу обязаны были все мужчины в возрасте до сорока лет. Допризывную подготовку проходили и будущие моряки. Но учебных кораблей не было, да если бы они и нашлись, для них негде было бы раздобыть топливо. И тогда вспомнили о парусных судах, которые не нуждаются в горючем. В Петрограде оказались десятки хороших больших яхт. На них и стали готовить рулевых и сигнальщиков. Начальник «морского всевобуча» старый большевик капитан дальнего плавания Зенон Иванович Жуков собирал под свое крыло всех, кто знал толк в па-

[10]

русах.

Так и я неожиданно оказался во главе одного из девяти морских отрядов Всевобуча.

Отряд размещался в бывшем Петровском яхт-клубе, что в Старой Деревне, против стрелки Елагина острова. День был заполнен напряженной учебой. Наш паек не многим отличался от того, что получало голодающее население: пшенка и вобла в разных вариантах, четвертушка хлеба и несколько кусочков сахара вот и весь суточный рацион… Ни мяса, ни картошки мы не видели. Работали же и плавали очень много. Выручали молодость, юношеский задор, желание быть полезным своей Родине — молодой Советской республике.

Мне было всего восемнадцать лет, когда я впервые стал командиром. В подчинении у меня были старые боцмана, насквозь просоленные морем, превосходные знатоки своего дела, но люди старой закваски. И мне, юнцу, приходилось их перевоспитывать, отваживать от грубости, от матерщины. И были у меня еще --">