Виктор Степанович Гребенников - Письма внуку. Книга первая: Сокровенное.

"заэнтомоложился" в своих сочинениях-произведениях — литературных, научных, живописных, графических… И каждая очередная книга, задуманная о себе или моих знакомых, выходила все же книгой о Природе.

Так что эти вот "Письма" оказались единственным доступным мне средством рассказать о недосказанном, причем документально, без вымысла и фантазии, даже без замены имен-фамилий (что делать? Кто-то возможно крепко обидится, даже из родни, но не имею права врать внуку, да и всем остальным), без сухости и протокольности, неизбежных в научном отчете, родословных списках и стариковских мемуарах. Да и редактору работа сильно облегчится: лично я не представляю, как можно (и можно ли) редактировать — то есть переделывать — чужие письма…

Впрочем о "читабельности" моих писем-воспоминаний судить читателю.

Первый их "комплект" (здесь — "Книгу первую") я написал, как говорится, единым духом — с августа по октябрь 1992-го. С горя не спалось, не брали лекарства, работал больше ночами. При столь большом изложении и за давностью времен неизбежны какие-то ошибки. Пусть искушенный читатель меня простит за них, а еще лучше — подправит. Я этого уже не застану, но очень прошу переиздателей моих "Писем" (коль такое случится) учесть это и внести в текст все до единой поправки читателей.

Все же заботы и права по изданию-переизданию я, конечно же, завещаю своему внуку Андрею Олеговичу Петрушкову, сыну моей дочери Ольги Викторовны Старцевой, урожденной Гребенниковой.

И если из "Писем" будет хоть какой-то прок, то это подтвердит известную поговорку, что мол нет худа без добра, а худа делается все больше и больше…

Ответь, читатель: ну почему люди так любят делать друг другу горести, почему в человечестве столько взаимонепонимания и злобы, усиливающихся с каждым годом, месяцем, днем?

Почему так редко к нам приходит и царит добро?

Письмо первое: ХРИСТОФОР

Дорогой мой внук Андрюша!

В этих письмах я расскажу тебе то, что не успел досказать во время наших замечательных экскурсий на Природу — о городах, дорогах, людях. До того ли нам было тогда? А рассказать о людях очень даже нужно, ведь тебе жить среди них — и умных, и не очень, и трезвенников, и пьяниц, и хороших, и плохих, и даже очень плохих. К счастью, хороших пока еще много (и умных немало), но будет ли так через десятилетия, если человечество не выродится на испорченной им же планете?

Как жаль, что не сбылась мечта Сент-Экзюпери о Планете Людей!

Как жаль, что не сбывается и моя мечта о зеленой и голубой Планете Жизни: людям, оказалось, нельзя было доверять нашу маленькую, нежную и хрупкую планетку… Сколько других кандидатов в Разумные было среди миллионов видов живых существ с гораздо более надежной "родословной"! Но захватили Планету только вот эти, двуногие и узколобые, к которым, к стыду превеликому, принадлежим и мы с тобой.

Но — стоп! Так меня опять занесет в экологию, в то время как я хотел сегодня рассказать тебе об одном весьма занятном "двуногом".

Фамилию его я не знаю, а видел всего лишь единственный раз. В наш симферопольский дом (здесь его план) вбегает странный щеголеватый субъект с тростью, в шляпе-канотье и с моноклем, болтающимся на ниточке. Галстук его явно нарочито сбит набок, а одна из белых гамаш — расстегнута. Он картинно валится на колени перед растерявшимся моим отцом и выкрикивает громким высоким фальцетом лишь одно слово: "Украли!!!"

План моего Двора в Симферополе в 1933 году.

Мать моя разражается страшной истерикой (увы, я хоть и мал, но это мне не в новинку), а отец среагировал, наверное, менее ярко, иначе б я запомнил: мне было тогда где-то два-три, от силы четыре, годика. Знаю точно лишь, что субъект тот в нашем доме никогда больше не появлялся.

Оказалось вот что. У матери было крупное наследство (кроме большущего дома, сада, недвижимости, мебели и пр.) в виде золотых вещичек типа всяких там колье, брошей, перстней с бриллиантами и без, а, главное, огромного количества золотых царских десяток.

Так вот, как мне потом рассказала крестная моя мать Мария Степановна Кизельштейн (помню справочку о том, что я крещен; кстати, меня для этого никуда не возили, а пригласили священника на дом), мой крестный "папаша" Христофор убедил отца в том (а --">