Алексей Николаевич Кулаковский - Хлеборез

давно ничего не было во рту, а мой сосед скромно отвел глаза от рюкзака, но от меня не укрылось, что его худой кадык начал жадно двигаться.

Прижав краешек запеканки подбородком, я разломил ее пополам. На шею и на раскрытую грудь посыпались крошки. Отдав половину соседу, а свою положив рядом на подушку, я стал собирать крошки, чтобы по нашему крестьянскому обычаю всыпать их в рот. И в этот момент ощутил пальцами, что одна крошка будто бы излишне сухая и твердая. Поднес к глазам и ужаснулся: это был осколок снаряда.

- Он же мог быть и в сердце, - со вкусом уминая запеканку, удивился Иванов. - И в легких мог быть... - Вдруг ойкнул и широко открыл рот, перестав жевать. Двумя пальцами полез в рот и вытащил оттуда еще один осколок, больше того, что упал мне на грудь. Положил железинку на ладонь. Долго и внимательно разглядывал осколочек, а жевать не переставал. И без осторожности, без недоверия к тому, что ел, а будто с еще большим уважением и почтением. Прожевав и проглотив один кусок запеканки, откусывал другой. Откусывал смело, уверенно, жевал так аппетитно и жадно, что казалось никакой осколок не выдержит, раскрошится у него в зубах.

Я ел более осторожно: вкусная запеканка памятна и дорога мне еще и тем, что приняла на себя мои осколки. Жевал не спеша и с большой теплотой вспоминая ту женщину, что испекла и подарила мне эту запеканку.

--">