Геннадий Мартович Прашкевич , Дмитрий Михайлович Володихин - Братья Стругацкие

П.) — „Хамелеона“ и вообще Антошу Чехонте. У Достоевского ценили „Бесов“, у Хемингуэя — „Фиесту“, у Булгакова — „Театральный роман“. Но АН каждый раз, когда мы работали у мамы, с видимым удовольствием перечитывал „Порт-Артур“ Степанова, что БНу казалось странным, а БН наслаждался Фолкнером, что казалось странным АНу…»

Толстой, Щедрин, Уэллс, Лондон, Буссенар, Хемингуэй, Чехов…

Невольно задумаешься над тем, что сегодня перечитывают дети, подходя к родительским книжным полкам? Да и в каждой ли квартире нынче есть книжные полки? И стоят ли на них «Бесы» или нечаянно переизданный кем-то Луи Селин? «Бардамю, герой этой книги, — говорил о „Путешествии на край ночи“ Луи Селина М. Горький, — потерял родину, презирает людей, мать свою зовет „сукой“, любовниц — „стервами“, равнодушен к всем преступлениям и, не имея никаких данных примкнуть к революционному пролетариату, вполне созрел для приятия фашизма». И будет ли вполне ясна сегодняшним юным читателям жизнь поручика Борейко или генерал-майора Кондратенко? — ведь о Русско-японской войне 1904–1905 годов, наверное, некоторые даже не слыхали, и эпопею Степанова (любимое в свое время чтение Аркадия Натановича), как и блистательную книжку комбрига Левицкого (так его имя значилось на клеенчатом переплете) вряд ли держали в руках. А зря. В приложениях к указанной работе Левицкого давались схемы чуть ли не почасового расположения всех судов японской и русской эскадр в несчастливом для русских Цусимском сражении…

Мы начали с книжных шкафов потому, что у многих в детстве, как золотые ключики, мерцают именно книги — позже, может, и не перечитываемые, но навсегда остающиеся в подсознании, а значит, формирующие нас. Достоевский, Щедрин, Чехов, Уэллс, Фолкнер, Алексей Толстой, Иван Бунин… Список можно длить как угодно долго. «Вспомните-ка, как отец заставлял вас прочесть „Войну миров“, — прочтем мы позже в романе Стругацких „Град обреченный“, — как вы не хотели, как вы злились, как вы засовывали проклятую книжку под диван, чтобы вернуться к иллюстрированному „Барону Мюнхгаузену“… Вам было скучно от Уэллса, вам было от него тошно, вы не знали, на кой ляд он вам сдался, вы хотели без него… А потом вы прочли эту книжку двенадцать раз, выучили наизусть, рисовали к ней иллюстрации и пытались даже писать продолжение…»

Вот и приходит в голову: а что и кто формирует сегодня сознание, интересы, вкусы тех, кто, не находя дома никаких книг, чаще всего ограничивается их нелепыми переложениями на экране?

2

Итак, братья Стругацкие.

Старший, Аркадий Натанович, родился 28 августа 1925 года в городе Батуми.

Младший, Борис Натанович, — 15 апреля 1933 года в Ленинграде.

Отец — Натан Залманович Стругацкий (1892–1942), мать — Александра Ивановна Литвинчева (1901–1979).

Сегодня Аркадий Натанович и Борис Натанович воспринимаются читателями исключительно как нечто единое — братья Стругацкие. Столь же единое, как, скажем, братья Гримм. Никому же не приходит в голову говорить отдельно о Якобе и Вильгельме.

Александра Ивановна всю жизнь проработала учительницей русского языка и литературы, а вот биография Натана Залмановича складывалась не так ровно и не так просто. Он родился в заштатном городе Черниговской губернии Севске, в 1915 году уехал в столицу и поступил на юридический факультет Петербургского университета. В марте 1917-го исключительно по собственной воле и по твердым убеждениям вступил в ряды ВКП(б). Активно и последовательно занимался делами Информбюро Совета рабочих и солдатских депутатов, Наркомата агитации и печати, Наркомата народного образования, а когда понадобилось, пошел политкомиссаром в Продовольственный агитотряд. Работал на Украине, на Кавказе — в Аджарии, и только в 1926 году вернулся в Ленинград, так теперь именовали бывшую столицу. Там Натан Залманович работал в Главлите, то есть в цензурном отделе, параллельно учился на государственных курсах искусствоведов. Закончив курсы, он выполнял различные партийные поручения, мотался по всей России, а в 1933 году побывал даже в Западной Сибири — в черном от угольной пыли шахтерском городе Прокопьевске. В печально известном тридцать седьмом в Москве чудом избежал ареста: дворник подсказал возвращающемуся с работы Натану Залмановичу, что за ним приходили. Не заходя домой, он уехал в Ленинград и там устроился в Государственную библиотеку имени М. Е. --">