Мария Павловна Романова - Воспоминания

были большие и немного печальные глаза, а весь облик выражал душевную доброту и обаяние.

Брат родился таким маленьким и слабым, что все думали, что он не выживет. Когда он появился на свет, никому до него не было дела, поскольку в доме царил переполох, и все были глубоко опечалены безнадежным состоянием молодой великой княгини. Моя старая английская няня рассказала мне, что она случайно обнаружила запеленутого младенца на стуле среди шерстяных одеял, когда прибежала узнать новости о моей матери. И только когда мать скончалась, Дмитрию начали уделять внимание.

В то время инкубаторы для недоношенных младенцев были редкостью, а потому новорожденного укутали ватой и положили в колыбель, согреваемую бутылками с горячей водой. Дядя Сергей лично купал его, как рекомендовали врачи, и ребенок набирался сил и прибавлял в весе.

Его и меня оставили в Ильинском на несколько месяцев, чтобы малыш достаточно окреп для путешествия, а затем мы вернулись в свой дом в Петербурге, где нас ждал отец.

Конечно же, все это произошло до того, как я стала что нибудь понимать, и мне о том рассказывали другие люди. Я точно знаю, что первое мое воспоминание относится ко времени, когда мне было четыре года: я стою на сиденье черного кожаного кресла, и меня фотографируют. Помню, как накрахмаленные складки белого платьица царапали мне руки и как скрипел шелковый пояс. Моя голова была вровень со спинкой кресла, на которое поместил меня фотограф, а под ногами, обутыми в туфельки с шелковыми помпонами, лежала шкура леопарда.

Мы жили с отцом в Петербурге в одном из дворцов на Неве. Дворец был огромным, прямоугольной формы, неопределенного архитектурного стиля; ансамбль зданий и флигелей образовывал просторный внутренний двор. Из окон фасада второго этажа открывался прекрасный вид на Неву, широкую реку, по которой летом плавало много судов.

Я и Дмитрий вместе с нянями и служанками занимали третий этаж. Детские апартаменты, территория нашего детства, были полностью изолированы от остальной части дворца. Это был наш собственный маленький мир, где правила английская няня Нэнни Фрай и ее помощница Лиззи Гроув.

Нэнни Фрай и Лиззи Гроув перенесли в Россию все обычаи родной страны; они управляли детской согласно своим представлениям и правилам и обладали полной властью не только над братом и мной, но и над многочисленными русскими горничными, слугами и помощницами.

До шести лет я не говорила по–русски. Наше непосредственное окружение и все родственники разговаривали с нами на английском языке.

Два раза в день отец приходил повидаться с нами. Он глубоко и нежно любил нас, и мы это знали, но он никогда не расточал нам ласки, обнимал только когда приходил поздороваться утром или желал доброй ночи.

Я обожала его. Я радовалась каждой возможности побыть с ним рядом, и если по какой либо причине день проходил без встречи с ним, я очень переживала.

В то время он командовал императорской конной гвардией. Я чаще всего вспоминаю его в форме этого полка. То была великолепная форма — вся белая с золотыми галунами. Позолоченная каска была увенчана двуглавым орлом.

Отец был высоким, широкоплечим. Голова небольшая, округлый лоб слегка сдавлен к вискам. При таком росте ступни у него были маленькими, а таких красивых, изящных рук я никогда больше ни у кого не видела.

Ему было присуще необычайное обаяние. Каждое слово, движение, жест несли отпечаток индивидуальности. Он вызывал к себе расположение всех, с кем доводилось общаться, и так было всегда; с возрастом он не утратил своей элегантности, жизнерадостности и мягкосердечия.

У него было необыкновенное чувство юмора, он любил веселые розыгрыши, был мастер на всякие выдумки. Однажды на Пасху он незаметно подсунул под нашего кролика куриное яйцо и уверил нас, что тот несет яйца.

Самым радостным праздником для всех нас было Рождество. За несколько дней до него привозили и устанавливали елку. Затем двери большого зала закрывались, вокруг шли таинственные приготовления, о которых можно было лишь догадываться, и тогда, только раз в году, пропадал устоявшийся в доме покой, уступая место волнующему и радостному оживлению.

В сочельник мы приходили в такое возбужденное состояние, что няням приходилось не спускать с нас глаз, поскольку мы с Дмитрием то и дело пытались украдкой подглядеть, что происходит за закрытыми дверями. Чтобы успокоить, нас увозили на прогулку, но --">