Владимир Павлович Беляев - Ярослав Галан

Ваповской и сгорал дважды, поджигаемый татарами и венграми Ракочи… Красивы окрестности в долине реки Сан, которая сворачивает отсюда через Дубецко и Красшшга к Перемышлю, образуя под Слон-ным причудливый овраг. В окрестностях нефтяные скважины и угольные шахты. Двенадцать раз в год собираются в Дынове обильно посещаемые ярмарки».

— И в этой дыре, — комментировал отец, — ты, мой друг, в исторический для тебя день двадцать седьмого июля 1902 года умудрился родиться… Родиться, — поучал, все более хмелея, отец, — родиться, дорогой, — это проще всего. Как жить? Вот в чем вопрос, как говорил принц датский… Единственные мои друзья! Вот они. — Глаза отца увлажнялись, когда он осторожно, с несвойственной ему нежностью трогал корешки книжек. Переплетенные комплекты «Нивы» и «Родины», томики Толстого, Салтыкова-Щедрина, Достоевского, «Кобзарь» Шевченко. Тусклым золотом отсвечивали солидные тома «Энциклопедического словаря».

Славко всегда казалось невероятным, что один человек может прочесть такую уйму книг.

— Разве это уйма! — Отец положил свою руку на его плечо. — Я даже завидую тебе, сын. У тебя знакомство со всеми этими и многими, очень многими другими книгами еще впереди. Это ни с чем не сравнимо. Это словно самому прожить тысячу жизней…

Когда отец говорил о книгах, он преображался. Казалось, что в душе этого угрюмого, деспотичного человека раскрывались неведомые тайники, которые он ревниво охранял от всех, кто мог прикоснуться к ним холодным, равнодушным словом.

Это случилось вскоре после его, Славко, дня рождения.

В тот вечер традиционного чтения не было. Славко и сестру Стефу ранее обычного уложили спать. Съежившись под одеялом и притворяясь спящим, Ярослав прислушивался к голосам, доносившимся из другой комнаты:

— Что будем делать, мать? Дальше тянуть нельзя… Ярославу исполнилось семь. Нужно подумать о его будущем.

— Как-то страшновато, Саша, все сразу менять. Вроде бы обжились, устроились. А теперь — начинай все сначала.

— Но в Дынове нет школы. Не расти же ему неучем.

— Это правда, — вздыхала мать. — Но куда же нам ехать? И как у тебя все сложится со службой?

— Была б шея, хомут найдется! — мрачновато пошутил отец. — Я думал о Перемышле. Все-таки и ты оттуда родом. И знакомые там есть. Легче будет обживаться.

Конца разговора Славко не слышал. Он уже ехал с отцом и матерью на подводе, нагруженной баулами и чемоданами. Навстречу им спешил на гремящем фаэтоне веселый пан, решивший развлечься от праведных трудов во Львове. По обочинам шляха тянулись то золотое море хлебов, то жалкая поросль на клочковатых взгорьях, разделенная поросшими лебедой межами и походившая на лоскутное одеяло. На одном из бугров крестьянин пахал на корове, и проходивший мимо упитанный ксендз торопливо благословил тяжкий труд раба божьего.

Потом показались мутные воды Сана, и Славко узнал места, где они бродили с отцом, направляясь на охоту. Вот у тех белых монастырских построек они останавливались перекусить и отдохнуть. Разглядеть толком монастырское подворье Славко не успел: и поля, и бурая корова, запряженная в плуг, — все тронулось серой дымкой, закружилось, как в калейдоскопе, звуки и голоса пропали, а на смену всему этому пришли спокойная тишина и небытие.

Славко спал.

Вначале между Ярославом и классом Перемышльской начальной школы наметилось нечто вроде «полосы отчуждения». Виноват в этом был он сам.

Ярослав Домарадзький, крепыш с соседней парты, первым предложил ему дружбу. Подошел вразвалку на перемене и отвел к окну.

— Послушай, что это ты все время околачиваешься на Сане или за книгами сидишь? Скука!.. И мне скучно, — откровенно признался он. — Сыграем в ловитки?

— Что я — собака, — пожал плечами Славко, — чтобы бессмысленно бегать. Вот если ты играешь в шахматы — давай. С удовольствием.

— В шахматы скучно. Сиди и думай…

— Человек тем и отличается от теленка, что все время думает, — отрезал Славко.

— Ну как знаешь…

Видимо, об этом разговоре в классе стало известно. Галана оставили в покое, а когда не хватало человека для какой-либо игры, безнадежно махали рукой: «Не связывайся с ним. Он тебе в шахматы сыграть предложит…»

Но однажды все изменилось.

В классе появился новенький.

— Как зовут? — немедленно поинтересовался задира Василь, никогда не имевший понятия, куда девать распиравшую его энергию.

--">