Лев Захарович Лобанов - Всем смертям назло. Записки фронтового летчика

настоящим боям».

Подошел Ковалев, принялся разглядывать меня, будто впервые увидел.

— М-да, лейтенант… Летаю я давно, дело свое, считается, знаю. А вы, истребитель без году неделя, что из меня сделали? Отбивную котлету. Выходит, ваш четырехтысячный налет на гражданке не пропал даром.

Говорил он негромко, как бы разговаривая вслух сам с собой. Я боялся поднять глаза, не зная, куда клонит комэск.

— Ну, в общем, принимай, лейтенант, группу курсантов и начинай работать. Мы тобой довольны. Только смотри не зазнавайся, мы этого не любим. Верно, Ганов?

— Так точно, не любим! — в тон ему отозвался командир звена.

Первый бой

В ту субботу до обеда я летал с курсантами, а после «тихого часа» вместе со своим «стахановским» звеном, непременно побеждавшим во всех спортивных соревнованиях, «выжимал пот» на турнике и брусьях. Вечером в клубе показывали цветную американскую киноленту «Кукарача» и мультфильм «Три поросенка и злой волк». Досыта насмеявшись, в одиннадцатом часу разошлись отдыхать.

А ранним воскресным утром 22 июня, поднятые по тревоге, мы узнали на общем построении о начале войны с фашистской Германией.

Аэродром загудел, словно потревоженный улей. Готовили самолеты к бою. В штабе работала комиссия, комплектуя летчиков и механиков в боевые девятки — эскадрильи. Меня оставили командиром своего звена — с летчиками Савковым и Щербаковым.

В конце дня добрались ко мне из Ростова родные. Мать и сестра Зоя переживали, узнав о назначении в действующую армию, отец крепился: «Если не мы, то кто же?» На прощание вручил потемневший от времени серебряный портсигар с рубиновой звездочкой на крышке, полученный в 1921 году за участие в разгроме колчаковских банд от самого Ворошилова. Под дарственной надписью Климента Ефремовича «Солдату Революции Лобанову Захару Васильевичу» отец нацарапал свою: «Сын, не посрами отца. 22.6.1941».

Мы срочно перебазировались на один из аэродромов севернее Одессы. Летное поле — плотный выгон, обрамленный лесочком, который хорошо маскировал наши выкрашенные в зеленый цвет машины. Рядом речка Усачевка. На ее берегу деревенька Покатное, где и расположился наш полк вместе с батальоном аэродромного обслуживания.

Все полетные карты — без единой пометки. Маршруты, курсовые углы, расстояния и прочие обозначения, обязательные до войны на любой маршрутной карте, теперь наносить запрещено, все это следует держать в памяти. Развернули полковую радиостанцию для связи со штабом соединения. Место расположения дивизии никто не знает, свои координаты по радио оттуда не сообщают. Полк получал самые разноречивые сведения о расположении наших и вражеских частей. Четкой линии фронта, похоже, нет. В небе днем и ночью гудели немецкие самолеты, но ни одного нашего в воздухе мы пока не видели.

На четвертый день войны все двадцать семь машин полка поднялись в первый боевой вылет. Из дивизии сообщили, что в нашем направлении идет группа бомбардировщиков Ю-87. С ведущим — командиром полка Локтевым мы устремились на сближение с противником.

«Юнкерсы», штук тридцать, двигались слитной массой, а вокруг, не соблюдая строя, роем кружились «Мессершмитты-109Е», истребители. Каждая их пара не была жестко связана, ведомый пилотировал возле ведущего совершенно свободно, переходя с борта на борт, отставая или оказываясь впереди. Такое поведение немцев было для нас непонятным, ведь наш Боевой устав предписывал драться только в плотном строю.

Мы подходили со стороны солнца, врага увидели первыми и вовремя успели перестроиться в боевые порядки. Но тут и немцы заметили нас, заметались вокруг бомбовозов. Вот и встретились. Через минуту — бой. Озадачивало «нестандартное» поведение «мессеров», настораживало их большое количество: за первой группой из-за горизонта выплывала еще одна, такая же многочисленная.

Тревожила неопределенность: с кем начинать драку? «Мессеры» растекались, словно песок сквозь пальцы. Вот только что впереди сошлись четверо, я изготовился было броситься к ним, но они брызнули в стороны, расходясь, и снова стало непонятно, кого же атаковать. Что это — хитрость или их обычная манера начинать бой таким непривычным для нас образом? А может, это их первая встреча с русскими и они просто знакомятся с нами, изучают выдержку и крепость нервов…

Одновременно с этими размышлениями нарастал азарт, мысли о возможной гибели не приходили в голову. Мы --">