Алексей Владимирович Баталов - «В своей жизни я бы поправил все — и с самого начала»

забывают. Но если ты кем-то стал, тебя ничего не погубит: в трудное время, когда не было съемок, в моей жизни появилось радио. Вокруг меня собрались люди, погибавшие без работы, — и нам удалось сделать нечто, выделявшееся из общего ряда. А уж работали мы не за страх, а за совесть, в отведенные нам часы не укладывались.

— Ваши радиоспектакли — «Ромео и Джульетта», «Поединок», «Казаки» были классикой жанра. По ним учились работать радиорежиссеры, их изучали театроведы. А потом художественное радио исчезло, вымерло как мамонты, и его заменили музыкальные и информационные программы…

— В моих «Ромео и Джульетте» не было ни одной авторской ремарки. Место действия — парк, площадь, улицу — изображал звук: журчанье воды, воркованье голубей. Во время любовной сцены я положил на актрису ее партнера: голос лежащего человека звучит совсем по- другому. А после «Поединка» едва не уволили моего редактора. В спектакле был занят Тихонов, и начальство вознегодовало. Как же так, Штирлиц — наше все, и вдруг он говорит голосом пьяницы-офицера, что армия спилась, а жизнь наша пропала и пошла под откос. Передачу снять нельзя — она в сетке. И тогда взялись за редакторов.

Больше так работать никогда не будут: наверное, художественное радио уже и не нужно… Что ж, все должно идти как идет. Если изобретена цветная пленка, то не надо обливаться слезами о черно-белом кино. В немом кинематографе работал фигуративный актер — вместо того чтобы говорить, он должен был передавать свои чувства ногами и руками, глазами, губами… Носом. Потом кино заговорило — и стало болтливым, потерялась вся эстетика прежнего кинематографа. Но бороться с этим нельзя — можно только печалиться. Да и это глупо: стоит ли страдать из-за того, что в твоем детстве закаты были другими?

— Что бы вы изменили в своей жизни?

— Я бы поправил все — и с самого начала. Чем дальше, тем больше я понимаю, как виноват перед мамой и отцом, все острее помню, как часто их обижал, как не делал то, что обязан был сделать. А я и на кладбище-то бываю безобразно редко…

Мне хочется исправить, переозвучить многие из моих фильмов. Нынче никому не интересно, я ли их так сделал или же меня вынудило начальство. В ленте «Игрок», снятой по Достоевскому, француженка говорит генералу, бросившему на ее постель сто тысяч рублей: «Ты настоящий русский!» Реплику вырезали: настоящий русский — это Гагарин.

— Вы часто говорите, что не хотите больше сниматься. А вам предлагают?

— Предлагают. А когда фильмы выходят, я благодарю Бога за то, что отказался. Роли-то бывают хорошими — другое дело, чем они оборачиваются на экране. Это ты, а рядом с тобой стоит нечто, оно может тебя испачкать. Работая с Хейфицем или Роммом, я прекрасно понимал, о чем у нас идет речь. Я знал, что мы работаем не за страх, а за совесть и есть смысл тратить на это жизнь. Но стоит ли садиться в эту лодку со случайными, ненужными тебе людьми?

— Значит, вы не хотите участвовать в сегодняшней жизни?

— Да, до некоторой степени. Я не участвую в суете, тусовках и праздниках. Но что такое сегодняшняя жизнь? В ней есть и Петр Фоменко, и Анатолий Васильев… А также то, что плавает сверху.

— Что же вас кормит?

— Раньше я преподавал за границей: со мной имели дело больше двадцати американских университетов. Когда я шел на первый свой зарубежный мастер-класс, у меня ноги ходуном ходили. Я мало ездил, никогда не интересовался языками — и вдруг попадаю в богатейший университет, настоящее миллионерское место. Но все прошло хорошо: мы ставили Ахматову, и студентам было интересно. Да и меня все это радовало.

Сейчас мне уже тяжело ездить. Новым кормильцем стал телевизионный цикл «Прогулки по Москве». Он идет три года, и я очень доволен: я люблю эту работу, к тому же она позволяет заработать…

И тут починили кинокамеру.

Баталов начал прощаться, корреспондент засуетился:

— Алексей Владимирович, мы о стольком не поговорили!

— Ну что тебе еще сказать? Я женат вторым браком, моя жена цыганка, раньше она была цирковой наездницей. Мы познакомились в Ленинграде, когда жили в одной гостинице, а поженились только через пять лет. Я странный человек, и такие вещи быстро не делаю. У меня дочка-инвалид — она не может пошевелиться и все время сидит в кресле…

Ты думаешь, об этом надо рассказывать во время юбилея?

Корреспондент так не думал.

Снова закрутилась кинокамера, Баталов опять заговорил о своей работе во --">