Элеонора Сергеевна Пахомова - Белое братство

выглядел он в последние годы, а металл, когда надо, по-прежнему проступал в его голосе на тех гипнотических нотах, от которых цепенели управленцы любого звена, даже самые уполномоченные. Наивностью было бы полагать, что за нынешней плюшевой оболочкой Владимира Сергеевича больше не таится волчьего нутра, благодаря которому он в свое время поднял на ноги такую махину, как «Бонавиа». Травоядные миллиардами не ворочают. Просто со временем эта ипостась за ненадобностью утратила в нем доминантную роль, отступила на второй план, убаюканная сытой жизнью, и со скуки задремала где-то в темном углублении. Изредка, впрочем, поднимая уши, когда сквозь дремоту угадывался в атмосфере раздражающий звук. Кто-то из его подчиненных верил, что хищная часть Владимира Сергеевича дремлет чутко, а потому его алогичные решения в управлении компанией несут в себе хитрый скрытый замысел. Другая же часть в это не верила, поэтому иногда за спиной хозяина империи можно было услышать тихое и пренебрежительное: «Сытый волк – уже собака».

И действительно с годами Владимир Сергеевич начал добреть. Добреть в прямом и переносном смыслах – слегка раздался вширь, поджарое некогда тело местами обросло жирком и округлилось, серебристая щетина на лице уложилась в аккуратную лоснящуюся бородку, придавая ему сходство уже не с хищником, а с пушным зверьком, серо-голубые глаза смотрели все чаще весело и нет-нет да и подмигивали задорно нервным подчиненным. Многие из его окружения отмечали, что Владимир Сергеевич необратимо впадает в детство. Особенно явно это предположение возникало у тех, кому доводилось наблюдать, как во время серьезных совещаний он вдруг выдавал: «Предлагаю в честь юбилея основания компании всех пассажиров угостить шампанским! Допустим, „Дон Периньон“! А? Каково?» – отдавал он распоряжение, маскируя его под вопрос. При этом он с широкой улыбкой оглядывал присутствующих и шумно потирал ладони. А через секунду добавлял, бурча себе под нос: «Что ты на это скажешь, старый хороняка?..» – это уже не подчиненным, фраза адресовалась его главному конкуренту, владельцу крупнейшей в стране авиакомпании, который, впрочем, слышать зловещего шепота Владимира Сергеевича никак не мог.

После очередной подобной выходки не выдержал самый ценный управленец воздушной империи, исполнительный директор, которого лет семь назад за бешеные деньги переманили у конкурентов. Он медленно встал из-за стола посреди собрания, пунцовый лицом, судорожными движениями несколько раз дернул узел дорогущего галстука, будто намерен был в клочья разорвать эту чудо что за красивую тряпицу (из расшитого шелка оттенка кофе с молоком), прохрипел тихо, зло: «Ну, знаете, я умываю руки» – и медленно, тяжело переставляя ноги, пошел к выходу. Следом за ним бросился личный помощник – не случилось бы чего! И, действительно, случилось – инсульт. Но, к счастью, откачали. Правда, с тех пор и поныне бывший руководитель высшего звена являлся нетрудоспособным.

Тогда Владимир Сергеевич лишь покосился на тяжелую поступь исполнительного директора и хмыкнул в удаляющуюся спину: «Малахольный…”. А теперь, конечно, жалел. Жалел пусть не обо всем содеянном, но о многом. Как его угораздило так заиграться и, в конечном счете, доиграться? Почему так долго его острый некогда ум отказывался понимать очевидные вещи, например, что у всякой пропасти есть дно? Ведь летела же компания вниз, летела стремительно. А ему казалось, что она не упадет никогда. Это все дурман больших денег, наваждение. Когда их очень долго очень много, возникает иллюзия, что закончится они просто не могут, – дьявольское искушение, манящий к обрыву мираж… Да, да, все так. Блажить он начал от скуки, когда достиг всего. Он и того самого главного конкурента, опережавшего его не так уж сильно, при желании мог обойти. Но будто специально этого не делал, играл в поддавки, время от времени наступая тому на пятки и потешаясь, представляя, как он злится и непременно пьет на нервной почве. Потому и звал его за глаза «хороняка».

Теперь же браться за рюмку впору было ему самому. Но он не запил. Реальность пока не открылась ему во всей своей ужасающей необратимости, она лишь начала проделывать бреши в той иллюзорной пелене, которой в последние годы было плотно окутано сознание Владимира Сергеевича. И только с недавнего времени он стал замечать, как сквозь радужное полотнище его мировосприятия нет-нет и вытаращится --">