Евгений Александрович Зиборов - Работа

голос, немногословного генерала с полуироническим-полуиспытующим взглядом холодных глаз, пушку, завалившуюся на правую ось, - и зябко повёл плечами. Держись, Иваненко! Кому, как не тебе, командиру взвода управления, обеспечивать связью батарею? Огневики не раз завидовали: вам, управленцам, благодать. Вот она, благодать - рыжая лощина. И сколько таких ещё будет?

«Хватит! - оборвал свои мысли лейтенант. - На войне, как на работе. Иной раз и молотком по пальцам врежешь, а что поделать? Подуешь - и снова. Работа своего требует. Так и генерал - с комдива, комдив - с комбата, комбат - с меня, лейтенанта. А теперь я сам с себя требую. Ну, шагай, парень!» И, не пригибаясь, лейтенант ринулся вниз, на обдающую зноем и гарью лощину.

Вот она, чёрная змейка! Вьётся, вьётся, стелется среди клочьев травы и низкорослых кустов. Глухо стучат кованые каблуки сапог, птицей бьется в груд и лейтенанта готовое выскочить сердце, кровь горячо стучит в висках. Он бежит, падает, встаёт, опять бежит, опять падает. Чёрная змейка цела. Она ведет дальше, мимо Быбина, уткнувшегося в пучок поблёкшей травы, мимо Ипатова, замершего в неглубокой воронке. Жив ли он?. Нет, стеклянный взгляд уставился и безмятежное небо, и в глазах Ипатова отсвечивают два маленьких солнца. Дальше, лейтенант, дальше!

Годунов лежал за невысокой мшистой кочкой. Рядом с ним стоял аппарат. Телефонная трубка зажата стиснутыми в последнее мгновение пальцами. Пуля вошла Годунову в грудь.

Иваненко упал и, потянув аппарат, осмотрелся. Ага, вот здесь Годунов сделал скрутку. А вот ещё. Значит, надо идти дальше - где-то впереди ещё порыв.

Затрещали выстрелы.

- Бьёте, дьяволы? Ни черта, я вас перехитрю, - бормотал лейтенант, вжимаясь в землю и двигаясь дальше, обдирая ладони и колени.

- Фить, фьють! - посвистывали невидимые птицы над его головой, отзывались и справа, и слева.

Иногда перед лейтенантом раздавался характерный треск, и брызгали синие огоньки. Но он полз, не сводя глаз с кабеля, прячась за остатками кустиков, за низенькими лепёшками кочек.

Вот он, обрыв! Где же второй конец? Чёрт, как далеко его отбросило! Оставив аппарат, лейтенант замер: дальше земля голая, как плешь, ни кочек, ни травы. Термитный снаряд сжёг все, что могло гореть.

Отрешённым взглядом посмотрел лейтенант на небо, на близкие ракиты и заторопился. Быстро прикрутив зачищенный конец запасного кабеля к оборванному, он метнулся к другому концу, отброшенному взрывом. Руки его работали точно, он сделал скрутку и вдруг поднял изумленно голову.

По нему никто не стрелял. Он повернулся к ракиткам и усмехнулся. Так вот в чём дело! Снайперов смел на землю беглый огонь орудий. Теперь фрицы сидят, как кроты, затаившись в укрытиях.

Лейтенант возвратился к аппарату, подключился к линии и позвал:

- Белка! Белка! Говорит Иваненко, вы слышите? - И не успел он закончить, как на двух концах линии зазвучали взволнованные голоса. Артнаб требовал огня в квадрат 275, кто-то быстро отвечал ему девичьим голосом. И, слушая их, лейтенант обмяк, сразу ощутив, как он устал, как печёт солнце, и как хочется полежать в холодке, глядя в безоблачное небо. Превозмогая усталость, он заставил себя вызвать батарею и, услышав ответ, начал докладывать. Он не сказал и нескольких слов, когда чей-то знакомый голос оборвал его:

- Ладно, лейтенант, знаю. Мы все видели. Спасибо, лейтенант, добре, жду на батарее!

И по этому «добре» лейтенант узнал генерала. Иваненко глубоко вздохнул, помедлил немного и отключился. Разговаривать некогда, сейчас линия принадлежит батареям.

Небо источало зной. Белый, слепящий шар солнца висел над этой лощиной, над чёрной змейкой кабеля, над мёртвыми, над головой лейтенанта.

Солнце тоже работало.

--">