Федор Семенович Саушин - Хлеб наш солдатский

наслушался много всякого…

Кадровик… Вот как! Воронин, видимо, заметил мое удивление, все так же «окая», тихо пояснил:

— Я ведь вас давно знаю и с делом вашим знаком. Не повезло вам, конечно. Начало войны — и такое ранение. Могут, знаете ли… — Он замолчал, не договорив, и, как мне показалось, не намеревался закончить фразу.

— Что же все-таки могут? — как можно спокойнее спросил я.

Воронин не откликнулся, а после небольшой паузы совсем вне связи с темой разговора спросил:

— Федор Семенович, скажите, как сейчас там, на передовой, с питанием? Только откровенно. Не удивляйтесь моему вопросу. Я привык все взвешивать, сопоставлять, анализировать. Как и вам, мне, знаете ли, не безразлично, что ест наш солдат, как и во что одет. Война, судя по всему, будет затяжной. И если бойцу и сейчас трудно, то что же потом?..

Конечно, вопрос меня удивил. И не только потому, что из всех проблем, связанных с боевыми действиями воинов Красной Армии, Воронина интересовала почему-то только одна — снабжение войск продовольствием. Батальонный комиссар и сам (я был уверен в этом) не хуже меня знал положение дел. Тогда к чему же этот разговор?

Но как бы то ни было, а я стал подробно рассказывать обр всем, что видел и знал. Говорил о трудностях, сложностях в организации снабжения частей, питания красноармейцев и командиров, о самоотверженной работе продовольственной службы, поваров, которым приходится выполнять свои обязанности в сложных условиях, об их находчивости.

Николай Ефимович слушал меня молча, откинувшись на спинку стула и полузакрыв глаза. Временами мне казалось, что он дремлет. Но стоило мне замолчать, Воронин тут же открывал глаза и выжидающе смотрел на меня.

Как только я закончил рассказ, он сказал:

— Да… Накормить бойца, одеть его — дело чрезвычайной важности. Голодным да раздетым много не навоюешь. Народ у нас это понимает, отдает все фронту… А вы интересно рассказываете, со знанием дела. Приходилось, конечно, общаться с продовольственной службой?

— Как всякому политработнику…

— Да, да…

Воронин поднялся, стал прощаться.

— Надеюсь, что здесь вы долго не задержитесь, — бодро заверил меня он. — Это хорошо, что сознаете высокую ответственность тех, кто призван обеспечивать бойцов питанием. Еще ведь находятся и такие, кто говорит: воюет, мол, только тот, кто в окопах, а остальные….

И батальонный комиссар вышел, оставив меня в недоумении. Я и подумать не мог, что эта наша короткая и, по моему мнению, несложившаяся беседа сыграет какую-то роль в моей судьбе. Пришел человек, посидел, задал неожиданный вопрос и, ничего определенного не сказав, удалился.

* * *

12 марта я получил долгожданный приказ прибыть в отдел кадров. Трудно передать словами те чувства, с которыми я входил в небольшое здание, где располагалось политическое управление Северо-Западного фронта. Вроде бы и не было сомнений в том, что мне дадут возможность вернуться в свой 759-й стрелковый полк, но нет-нет да появлялась тревога: а вдруг откажут? Тот, кто прошел сотни километров трудными дорогами войны, делясь с товарищами последним сухарем, последней пригоршней табака, кто видел рядом умирающих от ран друзей, которым обязан жизнью, знает, что значит расстаться с родным полком.

Кабинет, в который я вошел, выглядел очень скромно. Стол буквой «т», несколько стульев, сейф, портреты на стенах — и все. Член Военного совета фронта по тылу дивизионный комиссар А. М. Пронин встретил меня у порога, крепко пожал руку, пригласил сесть за приставной стол и сам занял свое место. Напротив меня, углубившись в какие-то бумаги, сидел человек в зимнем пальто с черным каракулевым воротником. Он не поднял голову, ни разу не взглянул на меня.

А. М. Пронин расспрашивал меня о службе в полку, о ранении, интересовался, как я себя чувствую.

— Принято решение, товарищ Саушин, назначить вас комиссаром управления продовольственного снабжения фронта, — сказал он потом, не спуская с меня внимательных глаз.

Наступила пауза. Я понимал, что не могу, не имею нрава прямо и открыто сказать: «Не хочу. Пошлите меня в свой полк». И согласиться с предложенным назначением не мог: совершенно не знал этой работы, никогда ею не занимался.

— В чем будут заключаться мои обязанности? — спросил я.

Член Военного совета коротко и довольно доходчиво объяснил, какую работу мне предстоит выполнять, какие задачи решать.

— Пост очень --">