Ашот Вагаршакович Казарьян - Присяга на всю жизнь

Спрессованное напряженной учебой время летело так быстро, что я и не заметил, как наступил, может быть, самый ответственный, самый важный для каждого воина день — день принятия военной присяги.

С утра полк построили на плацу. Мы, новобранцы, на левом фланге, на виду у всех. Заметил, что лица у стоявших рядом бойцов — взволнованные, дыхание стеснено. Под воздействием торжественной обстановки такое же, если не большее, волнение испытывал и я — ведь в то время я еще не очень твердо владел русским языком. Вдруг собьюсь, запутаюсь…

Однако случилось неожиданное: слова присяги, все до последнего, я произнес четко, ясно, без запинки. Наверное потому, что воспринял их как клятву сердца, как первый самостоятельный шаг к полностью осознанной ответственности за себя, за товарищей, за всю страну.

Ночью я долго не мог уснуть. Вспомнилось наше маленькое село Чифткилиса (в переводе — Пара Церквей), забравшееся высоко-высоко, на каменистые отроги Триалетского хребта. Фрукты и овощи там вызревали плохо, за исключением картофеля, который славится на всю Грузию. Воздух по-горному чист, очень вкусна родниковая вода. А зимой трещат морозы, не уступающие сибирским, выпадает глубокий снег. Случаются и метели, и заносы.

Трудная земля… Обрабатывать ее было под силу лишь людям умелым, упорным и находчивым, таким, как мой отец. Он в селе считался человеком бывалым. Прошел империалистическую войну, выучился грамоте, стал мастером на все руки. И хлеборобский опыт не растерял — мог по запаху земли определить, пора сеять или нет.

Что значит быть сыном Вагаршака Казарьяна, я узнал очень рано. Однажды к нам заглянула соседка, попросила отремонтировать обыкновенный навесной замок. Я не смог выполнить просьбу. Она сильно удивилась этому:

— Значит, ты не в отца удался.

Упрек соседки задел за живое, В большие умельцы я не вырос, но по хозяйству родителям начал помогать и дома, и в поле: колол дрова, носил воду, поливал огород. Научился и пахать, и боронить, и заготовлять корм скоту.

Еще один урок отец преподал мне на сельском сходе, когда решался вопрос об организации колхоза. Он первым сказал: «Сообща нам легче будет работать». И первым привел на будущую общую конюшню нашего коня-кормильца, которого с надеждой звали Воски (Золотой). Пример отца оказался решающим: никто из жителей Чифткилисы не захотел остаться в единоличниках.

В пору моего детства средней школы в нашем селе не было. Поэтому, получив начальное образование, я, мои сестры и сверстники продолжали учебу в соседней деревне Хачкове, что в семи километрах от Чифткилисы, Приходилось ходить пешком туда и обратно. Не припомню, чтобы отец когда-нибудь спросил: «Устали?» Но если приносили хорошие отметки, садился вместе с нами читать книги. Именно отцу я был обязан своим пристрастием к чтению, которому отдавал почти все свободное время.

После окончания семилетки в Хачкове я по настоянию отца уехал в Тбилиси завершать среднее образование. В школе отличником не был, но по многим ведущим предметам имел высокие оценки, особенно любил математику, литературу. Тяжелее давался русский язык.

Меня и сестер в детстве подчас обижали строгая требовательность отца, его настойчивость в достижении задуманного, даже если сделать это было очень нелегко. Он ни в чем не давал поблажек ни себе, ни нам. И вот теперь, в день принятия присяги, я вдруг особенно четко осознал: она, эта строгость, шла от мудрости и доброты, от искреннего родительского желания помочь нам выковать характер, стать честными, уважающими труд людьми. И почему-то впервые поверилось, что эти отцовские надежды я обязательно оправдаю, как оправдаю и ту клятву верности Родине, своему народу, которую только что дал.

Солдатский труд и в мирное время — не из легких. Особенно утомляла нас, молодых красноармейцев, кажущаяся излишней монотонность: нужно было час за часом отрабатывать одни и те же приемы, выполнять одни и те же команды: «Становись!», «Бегом — марш!», «По-пластунски!», «Окапываться!», «Разойдись!». И схитрить нельзя. Если хоть в чем-то дать себе слабинку — несдобровать. В этом я убедился достаточно скоро.

На первых порах немало хлопот доставляли портянки — многим никак не удавалось быстро и «по науке» их наматывать. Поднявшись однажды ночью по тревоге, я и словчил: портянки в карман, ботинки на босу ногу — и в строй. Старшина даже похвалил: «Молодец, Казарьян!»

Не в радость, конечно, незаслуженная --">