Людмила Евгеньевна Красильникова - Любит – не любит. Школьный роман

парту упала записка. В ней печатными буквами было написано: «Рыбак рыбака видит издалека». Я посмотрела на оглянувшегося Антонова. Он быстро отвел глаза и сделал невозмутимое лицо. Дурак. Умного ничего придумать не может.

На перемене ко мне подошла Ира Редькина, высокая, пышноволосая, уверенная.

— Сашок, милая, не расстраивайся. Двойку тебе Иваныч все равно не поставил, я посмотрела в журнале.

И, поглядывая на моего соседа, громко зашептала:

— У Кости была? Когда же он в школу придет?

— Скоро.

Я ничего больше не сказала, хотя удивилась: я знала, что Ира вчера тоже заходила к Косте, якобы по поручению класса, он мне сам сказал. К чему притворяться? Или она хочет намекнуть новенькому, чтобы он скорее убирался с этого места?

Ирка — моя подруга. Она отличница и наш лидер по математике. Гордость класса и школы. Раньше я дружила с Верой Еременко. Она добрая, но из-за своей требовательности и ужасной честности плохо сходится с людьми. Я была ее единственной подругой. Но я не могла постоянно говорить о литературе и искусстве, а другое ее не интересовало. Ирка совсем иная. С ней можно говорить о себе. Когда я ей рассказываю о своих заботах, о Косте, на лице у нее всегда искреннее внимание, а не скука. Мне сразу стало легче: это здорово, оказывается, когда есть с кем поделиться, и тебя понимают, а не критикуют. И потом, она несомненная будущая медалистка, и все девятиклассники смотрят на нее снизу вверх. Ирка, знаю, любит меня меньше, чем, Вера, но мне с ней легко, у нее нет этих строгих глаз, и у нас общие друзья.

Может быть, я не стала бы Ириной подругой, но все получилось как-то само собой: где были мы с Костей, там был его друг Вовка Сочин, а где он — там Ира.

Вера сразу не одобрила моих новых приятелей. О Косте она сказала, что он «ничего хорошего». Это Костя-то, от которого без ума даже девчонки из других классов! А с Сочиным Вера жила по соседству еще в старом районе. По ее словам, он знал все подворотни, водил дружбу со всеми сомнительными компаниями, даже кличку имеет среди них, кажется, «Король». Воспитывался без отца у очень умной, но постоянно перегруженной работой матери. Вот из Сочина и получился гибрид уличного и домашнего воспитания.

«При желании умеет пустить пыль в глаза, — сказала Вера, — но ты бы слышала, какими словечками он может сыпать! Бр-р… Ужасно скользкий и неприятный тип».

И хотя мне бывает грустно без Веры, я не могу прийти к ней. Ее обдирочную честность я еще как-нибудь перенесла бы, но она не потерпит моих нынешних друзей.

Ах, нет, и максимализм ее мне надоел. Вера хочет видеть меня правильной, как чертежные линии. Не хочу быть правильной, не могу поступать, как кем-то предписано. Это скучно. И почему я должна быть исключением, когда, как говорится, и на солнце есть пятна? Мне жалко Веру, но не дружить же только с ней из-за того, что она ко мне так привязалась!

2 В гостях у Кости

Домой я пошла одна. Ирка побежала в ателье: к Новому году она шьет какое-то сверхмодное платье. «Сочин будет в шоке, когда увидит меня на вечере», — уверяет она.

В спину мне ударил снежок, но я не обернулась: это опять Антонов. Под ногами хрустел снег, под белым солнцем он вспыхивал холодными звездами. Ветки деревьев были подернуты шершавым инеем, как парчой. Я шла медленно, наслаждаясь хрустальной ясностью зимнего дня, и пыталась сочинять стихи о снеге, но в голову приходили чужие строчки и избитые рифмы.

— Дивная погодка! — раздался голос Борисова.

Как только я не заметила, что он идет рядом?

— Вот организовать бы поход на лыжах! Всем классом в каникулы. Лес близко…

Разговаривать мне с ним не хотелось, но я не удержалась:

— Ты что, одиночка-энтузиаст?

— Почему одиночка? И разве для того, чтобы пойти в лес на лыжах, надо быть энтузиастом?

— Да кому это надо!

Он замолчал. Ветки деревьев, под которыми мы проходили, качнулись, и нас обсыпало маленькими снежинками.

— Как красиво! И школа у вас новая. Красивая… Есть даже компьютерный кабинет, — опять начал разговор Борисов.

— Школа, как школа, — пожала я плечами, — сейчас все такие. Типовые. И кабинеты во всех. А ты из деревенской, что ли? — я хихикнула.

— Нет, но я учился в старой школе. Она была построена еще до войны. А в войну в ней был госпиталь. Но все равно та школа — хорошая!

— Что ж ты ушел из своей хорошей школы?

— Мы переехали… — он помолчал. — Послушай, ведь мы соседи. Я тебя --">