Ольга Петровна Клюкина - Визажистка

пошутил. Он любил… шутить. И боялся оставлять вам деньги. Но теперь уже все равно, это не имеет никакого значения. Мне пора, и не ищите меня больше, не надо.

Вера шла по маленькой, тихой улочке, которая поднималась от реки параллельно главному городскому проспекту. Наверное, эта улица имени революционера Кутякова, с перекошенными одно- и двухэтажными домишками, облезлые ставни и давно не мытые окна которых с головой выдавали умонастроения хозяев, вполне могла служить наглядной иллюстрацией хрестоматийного образа глухой провинции любых времен и народов. Если бы, конечно, кому-нибудь захотелось создавать такую унылую хрестоматию.

Возле пункта приема стеклотары, гремя бутылками, стояла группа небритых мужиков. Они о чем-то нехотя переговаривались между собой и время от времени сплевывали под ноги. Вера услышала несколько нецензурных характеристик, брошенных ей в спину, впрочем, вполне одобрительных: мол, как бы они с ней, да кто бы с ней…

Какой-то старичок, поскользнувшись на ступеньках и чуть не сбив Веру с ног, вместо извинений сердито пробормотал под нос: «Раздери твои веники!»

«Господи, да веники-то при чем?» — несколько удивилась Вера.

Потрескавшуюся баню она прошла несколькими домами раньше, сразу после аптечного киоска под названием «Континент здоровья».

«Мир красоты», — гласила вывеска на железной двери магазинчика со ступеньками, возле которой Вера поневоле сбавила шаг, потому что тротуар здесь оказался до невозможности скользким. За стеклом витрины «Мира красоты» с хозяйственной аккуратностью были расставлены пузырьки одеколонов, освежителей воздуха, лаков для ногтей, коробки с компактными пудрами и тенями.

Вера остановилась перед витриной: с флакона лака для волос на нее смотрела та самая, «ее», боттичелиевская Венера, в ужасе закрывающая рукой грудь от окружающей срамоты.

«А мой порносалончик чем был лучше? — вспомнила Вера картинку на стене в Ленкиной квартире. — Вот и нечего глаза зажмуривать: смотри теперь, любуйся, вспоминай про свою «Венеру»…»

Но не успела она про это подумать и сделать несколько шагов дальше, как, будто в сказке, увидела приоткрытую дверь с вывеской «Венера». И дальше, более мелкими буквами, пояснение: «Парикмахерская для милых дам, косметические услуги».

«Ничего себе, — остановилась Вера в изумлении. — Конкурирующая фирма, туды ее веники».

— Скажите, и какие здесь у вас есть услуги? — спросила она, заходя в небольшое помещение, пахнущее ацетоном и хранящее в своих стенах неистребимый банный дух.

— Что надо, то и сделаю, — отозвалась толстая женщина с карими, слегка навыкате, глазами. Гомер таких красавиц называл волоокими.

— А все же?

— Да проходи, не стесняйся. У меня маникюр всего за десятку, такой дешевки в городе нигде не найдешь. Могу и подстричь, и брови выщипать. Захочешь, химию сделаю или стрижку по-всякому, как только скажешь.

Вера с сомнением посмотрела на круглое лицо мастерицы, волосы которой были собраны на затылке в куцый хвостик.

— Слышь, или ты тоже пришла про Клеменову узнать? — вдруг спросила женщина.

— Про кого?

— Да у меня тут прямо заспрашивались: и звонят, и ходят, все спрашивают: работает ли здесь какая-то Вера Клеменова. А я про такую сроду никогда не слышала… И чего она всем вдруг понадобилась?

— Ой, не знаю, — сказал Вера, поспешно выбегая из салона. Прежде чем свернуть к своему дому, она зачем-то еще раз оглянулась на улицу, уходящую вдаль, к реке.

Когда-то Плутарх писал, что в Афинах было больше статуй, чем живых людей. Преувеличение, конечно, но как хотелось бы в это верить! Потому что красоты вокруг — красивых вещей, домов, звуков, запахов, линий — должно быть не просто очень много, а избыточно, невероятно много, чтобы она постепенно начала проникать и в человека. Сначала — в его дом, одежду, лицо, потом — еще глубже. Подходя к дому, она издалека увидела Антошку, который с упоением, ничего не замечая вокруг, вместе с другими мальчишками пускал в бурлящем потоке кораблики. Вера невольно остановилась: нужно было звать сына домой, но не хотелось отвлекать его от игры.

Из подъезда вышла Ленка, неся в руках щетку и старенький коврик, из которого во все стороны торчали разноцветные нитки.

— Вытрясти или выбросить — вот в чем вопрос, — спросила Ленка, делая глубокомысленную гамлетовскую гримасу. В последнее время она часто развлекалась тем, что передразнивала --">