Ги Раше - Цари-жрецы

застыл на месте в надежде рассмотреть получше то, что его заинтересовало. Вскоре он понял, что точки не только приближаются, но и увеличиваются в размерах. И он стал ждать — терпеливо, как в подростковом возрасте, когда он долгое время находился в пустыне у Южного моря, изучая повадки животных. По прошествии какого-то времени точки обрели форму; спустя еще некоторое время Хети различил группу мужчин, которые вели за поводки ослов.

Он вспомнил, что говорил ему Кеназ об исмаилитах. Но пришельцы, скорее всего, не были исмаилитами, а значит, не представляли угрозы для случайного путника. Торопливо спускаясь со своего наблюдательного пункта, Хети размышлял о том, что могло привести людей в это пустынное место. Может, лучше было бы как можно быстрее уйти отсюда? А что, если вновь пришедшие обратят его в рабство? Без сомнений, лучшее решение — покинуть это место, напоминавшее владения богини Амаунет. Ему пришло на ум, что этот оазис показался ему таким чудесным потому, что много дней до этого он провел в негостеприимной пустыне. И в то же время, возвращаясь мыслями в деревню, где прошло его детство, он понимал, что этот оазис по сравнению с родными пенатами — забытое богом место. Воспоминания о родине должны были подтолкнуть его к бегству, но… Хети был любопытен и храбр, тем более что эта встреча не казалась ему слишком опасной. Поэтому после недолгого раздумья он надел свою набедренную повязку и проверил расставленные ранее ловушки. В них оказались пара зайцев и три маленьких грызуна. Устроившись под акацией, он стал снимать шкуры с зайцев. И тотчас же, несомненно, привлеченные запахом, рядом появились змеи и замерли в ожидании момента, когда он бросит им добычу.

Затем он взял глиняную чашу с выщербленной кромкой, найденную здесь же. Должно быть, ее забыл кто-то из путешественников, останавливавшихся в оазисе. Хети наполнил чашу водой, чтобы время от времени смывать заячью кровь с пальцев, и поставил ее рядом с собой. С другой стороны он положил два дротика и бронзовый кинжал — чтобы вновь прибывшие видели, что он вовсе не слабак, неспособный за себя постоять.

Закончив с зайцами, он разжег огонь в очаге, который сложил в первый день своего пребывания в оазисе, насадил тушки на вертела, изготовленные из дерева с прочной древесиной, пристроил их над огнем и уселся, ожидая, пока жаркое будет готово. Время от времени вставая, чтобы повернуть вертела, Хети поздравлял себя с хорошей добычей — пойманные зайцы были достаточно большими, чтобы он мог, не стыдясь, предложить гостям разделить с ним трапезу.

Гости не замедлили появиться на гребне холма, возвышавшегося над речушкой. Их было шестеро — шестеро взрослых мужчин, ведших с собой трех ослов, груженных поклажей. Хети подумал, что люди, которые поют на ходу под аккомпанемент своих товарищей — один пощипывал струны необычной лиры, у которой был корпус, а второй выдавал длинные волнующие трели, играя на тростниковой дудочке, — скорее всего, не имеют дурных намерений. Рассмотрев пришельцев получше, Хети вздохнул с облегчением: ни на ком из них не было такой набедренной повязки или головного убора, какие обычно носят исмаилиты. Каждый из них был одет по-особому: на двоих были широкие набедренные повязки, на троих — длинные туники, совершенно не похожие одна на другую; у шестого путника набедренная повязка была и вовсе чудной — нечто похожее на толстый валик охватывало талию, а конец спускался к промежности. У одного из мужчин туника была яркой, разноцветной, украшенной бахромой, причем на вид ткань казалась очень плотной. «Как ему, должно быть, жарко в такой одежде», — подумал Хети.

Заметив египтянина, путешественники остановились, и мужчина, который шел во главе группы, поприветствовал Хети от имени всех своих товарищей. Хети ответил ему, соблюдая традиции своего народа, но на ханаанейском наречии:

— Добро пожаловать!

— Меня зовут Шукрия, — назвался мужчина.

— Ты тоже шасу? — спросил у него Хети.

— Мы, и я, и мои товарищи — хабиру.

Хети, который ни разу не слышал о таком племени, кивнул, так и не осмелившись спросить, кто такие хабиру, — из опасения обидеть Шукрию своей неосведомленностью. Он ответил в той же манере, решив таким образом выразить свое уважение:

— А меня зовут Хети, я египтянин.

— Я так и подумал, что ты египтянин, хотя носишь набедренную повязку шасу, — заметил Шукрия весело — он, несомненно, был удовлетворен тем, что --">