Барбара Делински - Наслаждение и боль

раздавались крики из толпы. И отовсюду, заглушая друг друга, звучали пожелания любви и счастья. Гвалт стоял невероятный. Только появление еще одной подружки невесты в платье цвета морской волны заставило развеселившихся гостей немного уняться.

— Мы с Амандой познакомились еще в аспирантуре, — сказала Гейл Уолд. В ее голосе чувствовалась нежность. — А потом обе работали психологами в соседних школах в Нью-Йорке как раз перед тем, как появился Грэхем и похитил ее. Не думаю, что смогу когда-нибудь простить ему это. Но все дело в том, что с самого первого дня, когда они познакомились, с ее лица не сходила улыбка. В мире, где люди улыбаются с трудом, такое встречается нечасто. Когда приходится так много работать, чтобы заработать себе на жизнь, не до улыбок. Но все вы знаете цену улыбки искренней — именно ее вы и видите сейчас на лице моей подруги. — Высоко подняв бокал, она поприветствовала сияющую от счастья молодую чету. — За Аманду и Грэхема! Все произошло очень быстро, но вы оба достойны друг друга. Пусть вся ваша жизнь будет до краев заполнена улыбками. Удачи вам и счастья!

* * *

Сказать по правде, сама Аманда не очень любила, когда все случалось слишком уж быстро, поскольку привыкла тщательно просчитывать каждый шаг, планировать и обдумывать все заранее. Даже идя на свидание, она предпочитала заранее выяснить все, что только возможно, о мужчине, с которым собиралась встретиться, — еще до первого поцелуя, что называется, — и уж, конечно, задолго до того, как ей случалось серьезно увлечься. Ей довелось видеть слишком много супружеских пар, в которых муж и жена совершенно не подходили друг другу, а позже слышать от учеников леденящие душу рассказы о ссорах их родителей. Так что в любовь с первого взгляда она давно уже не верила. В физическое влечение? Да, возможно. Но не в любовь. Как психолог она всегда во всем старалась отыскать какую-то закономерность и логику.

Но непреодолимая сила, с которой ее влекло в Грэхему О’Лири, перевернула все ее представления о жизни. На следующий же день после их первый встречи в Гринвиче он пригласил ее на свидание, и она согласилась. И на этом свидании он превратил ее в отчаянную любительницу суши. После этого они протанцевали до самого утра, и Аманда поняла, что она пропала. Грэхем потрясающе танцевал. Он вел свою даму с уверенностью и грацией, и она — при всей своей хваленой независимости — покорно следовала за ним. Одна мелодия сменяла другую, и так без конца. А когда Грэхем галантно прижал ее руку к сердцу, Аманда почувствовала, как ее душа рванулась ему навстречу.

Для Грэхема этот момент стал решающим. Ему не нужна была женщина, которая бы понравилась его матери и многочисленным братьям. Он нуждался в женщине, которая подходила бы ему самому. Стоило им в первый раз коснуться друг друга, и между ними словно искра пробежала. Что-то во всем облике Аманды подсказывало ему, что это она и есть и что влечение, которое они испытывают друг другу, не является исключительно плотским — в точности как он и мечтал. Грэхему уже исполнилось тридцать пять. Естественно, он знал, каким бывает зов плоти, но то, что он испытывал к Аманде, было гораздо глубже и полнее. К тому же она была истинной леди, утонченной и изысканной. И при этом, как ни странно, ее, похоже, тянуло к Грэхему так же сильно, как и его — к ней. Удивление, которое он прочел в ее глазах, когда притянул ее к себе, за мгновение до того, как их тела тесно прижались друг к другу, подсказало ему, что эта женщина не из тех, кто доверчиво падает в объятия первого встречного. И, однако, ему она доверилась сразу же.

Он будет помнить эту минуту до своего смертного часа. Он почувствовал себя единственным. Он почувствовал себя могущественным. И еще он почувствовал себя необходимым.

* * *

Дороти О’Лири, мать жениха, не подняла бокал, чтобы вслед за остальными произнести тост. На лице ее застыла вымученная улыбка, в глазах стояли слезы. Она стояла рядом со своим братом и его семьей, подчеркнуто стараясь держаться в стороне от шумной толпы гостей. Но как только к микрофону подошел третий из ее сыновей, глаза ее вспыхнули, а лицо немного смягчилось.

Питер О’Лири был иезуитским священником. С детства обладавший невероятным обаянием, в белом пастырском воротничке, который ему удивительно шел, он без труда утихомирил расшумевшуюся толпу. Обернувшись к жениху с невестой, Питер сказал:

— Я бы расстроился, услышав, --">