Марина Александровна Снежная - Линия сердца

Как я могла не видеть этого? Словно пелена упала с глаз. Это похожее на поросенка, заплывшее жиром создание, с торчащими в разные стороны рыжими волосами, – неужели, я? Мотнула головой, не желая верить. Стиснула зубы и твердо решила заняться собой.

Потом я поступила в институт. Из-за того, что отец больше не помогал нам деньгами, приходилось экономить на всем, в том числе и на одежде. Пять лет травли и насмешек. Каждый год и каждый день рождения – в студенческом общежитии, среди ненавидящих меня соседок по комнате. Мать уехала в другой город, на заработки. Возникли трудности, пришлось продать нашу квартиру, чтобы рассчитаться с долгами. Она уехала снова. Потом маме улыбнулась удача, она вышла замуж и почти перестала интересоваться моей судьбой.

Я впервые узнала, что такое голод. Крохотной стипендии хватало ненадолго. Иногда немного денег присылала мама. Но и это курам на смех. С завистью смотрела, как хорошо одетые и беззаботные соседки поедают домашние пирожки и варенье. Однажды даже решилась тайком взять один пирожок. Что тут было! Мне устроили «темную» и пригрозили вообще превратить мою жизнь в ад.

В этой ситуации оказался только один плюс. Я похудела. И без хула-хупа. Но что толку. На нескладную, плохо одетую девчонку парни совершенно не обращали внимания. Рыжая, еще и в веснушках. Все силы бросила на учебу, закончила наш местный нархоз с красным дипломом. По специальности бухгалтер.

Пыталась устроиться на работу, но везде отказ. Нужен опыт работы, а где его набраться, если никуда не берут. Пришлось устроиться торговать на рынок.

Мой двадцать пятый день рождения. Муж хозяйки, который бросался на любую оказывающую в поле зрения женщину, обратил внимание и на меня. Видно, перебрал лишку. Пригласил в местную чебуречную. Вечер мы заканчивали в моей съемной обшарпанной комнатке. Я стала женщиной. А утром он пригрозил, что если хоть кому-то скажу о том, что произошло, он меня со свету сживет. Но шила в мешке не утаишь, и слухи дошли до хозяйки и без моего участия. Меня уволили с работы.

Может, и к лучшему. Устроилась в продуктовый магазин. Пошли одинокие, скучные, но все-таки спокойные годы. Однако каждый раз, когда близился день рождения, начинало грызть тревожное предчувствие. Сегодня мне исполнилось тридцать лет. И меня обвинили в краже денег из кассы. Не понимаю, как они могли исчезнуть. Начальник не желал ничего слушать. Угрожал даже милицией, если не верну деньги. Пришлось пойти на его условия. Три месяца я проработаю бесплатно, а потом отправлюсь на все четыре стороны.

Оторвавшись от горьких мыслей, сняла черные вязаные перчатки и подула на озябшие пальцы. Руки, пожалуй, единственное, что можно назвать во мне красивым, – мелькнула нелепая мысль, тут же сменившаяся осознанием собственной ущербности.

Я почти примерзла к этой лавочке в парке. С неба неспешно валил снег, образуя на земле белую скатерть. Это мой единственный праздничный стол. Никуда не хотелось идти. Сидеть тут до бесконечности, незаметно уснуть, чтобы никогда не проснуться. Старая искусственная шуба, полинявшая местами, уже не согревала. Меня колотила дрожь, зубы выстукивали чечетку. Я упрямо сидела. Только сильнее надвинула на лоб вязаную белую шапку. Мамин подарок на восемнадцатилетие. Кому и что я пыталась доказать? Сама не знаю.

Постепенно исчезло ощущение холода. Сменилось блаженным сонным теплом. Голова кружилась, неудержимо клонило в сон. Все вокруг превратилось в сверкающую карусель. Ресницы отяжелели от набившихся на них снежинок. Губ и носа вообще не чувствовала. Беспамятство.

Так легко и спокойно. Парю в пустоте, а вокруг чистое голубое небо. И солнышко так приятно согревает. Жарко. Утираю пот со лба и сбрасываю шубу и шапку. Так хорошо. Вокруг тот же парк, только летний. Лавочка с облупившейся зеленой краской. Деревья шелестят кронами. Где-то смеются дети. Хорошо…

Резкий хлопок. Щеку болезненно обожгло. Застонала, возвращаясь к реальности.

– Не хочу… Нет…

Губы едва шевелились. Чье-то прикосновение. С меня стягивают перчатки. Обжигающе-горячие ладони растирают мои руки. Чувствительность начинает возвращаться. Кричу от боли. Словно миллионы иголок впиваются в кожу.

Из глаз хлынули слезы. Разлепляю неподъемные веки и сквозь туманную пелену различаю чье-то лицо. Пытаюсь