Наташа Кловер - Станция «Чкаловская»

в головах были машинки и куклы, в моей была лишь одна мысль: как бы побыстрее сделать домашнее задание, чтобы раньше начать очередную репетицию?

Это длилось долгих три года. Ровно до того момента, как в наш класс не перевели его.

Габриэль. Красивее мальчика я в жизни не видела. Да что уж говорить, в красоте он не уступал ни одному самому привлекательному актеру Голливуда. Однако я, решив, что за внешней красотой скрывается внутренняя гнусность, быстро выбросила его из своей головы. Это оказалось довольно просто, ведь у меня была моя мечта, которую уж точно не променять ни на каких красавчиков.

Правда, у Габриэля были на меня другие планы. Не прошло и недели со дня его перевода, как он начал везде ходить за мной и здороваться при первой же возможности. Поначалу меня это здорово пугало. Но парню не понадобилось много времени, чтобы завоевать мое доверие: он садился со мной за одну парту в классе и за один стол в столовой, провожал после школы домой или в зал, и всегда, абсолютно всегда читал меня как открытую книгу и поддерживал. Правда, довольно часто ему приходилось утирать мне слезы из-за того, что его, так называемый, фан-клуб подложил мне очередную жабу в шкавчик.

Он знал обо мне все. Даже какое у меня расписание дня во вторник. А вот я о нем знала немного. Лишь то, что он из богатой семьи бизнесмена и художницы, и у него тоже есть мечта. Вот только какая именно – он так и не сказал.

Кстати об этом.

– Отвечу, если раскроешь свой секрет. – мой голос прозвучал тверже, чем я рассчитывала.

– О, так ты помнишь, – он чуть повернул голову в мою сторону, и наши глаза встретились. Что-то колыхнулось внутри. Что-то теплое и приятное. – Хорошо, я обещаю тебе все рассказать, но сначала ты ответишь на мой вопрос.

Его бархатный голос опустился на октаву ниже, давая понять, что никаких возражений он не потерпит. Да я и не собиралась спорить. Честно, я была даже удивлена его согласием, наконец, открыться мне.

– У меня сегодня отборочные в трупу балета Большого театра. – выдала я как на духу, закрыв глаза.

Повисла тишина. Казалось, даже люди вокруг перестали разговаривать и замолчали. Я вдруг отчетливо поняла одно: если он засмеется – значит, я сойду на следующей остановке и поеду домой. А если нет…

– Я безумно рад за тебя, Люсиль, – его мягкий голос заставил меня вновь поднять голову, – Ты и в школьные годы поражала меня своим талантом. Представляю, как ты выросла за эти пять лет. Кто как не ты достойна стоять на сцене Большого.

Лицо запылало румянцем. Глаза обожгли слезы. Его слова отозвались в каждой клеточке моего тела и взорвались прямо в груди. На секунду мне показалось, что я способна справится абсолютно со всем на свете. Эта мысль помогла собраться.

– Твоя очередь. – напомнила я не без напора.

Взгляд ее глаз, полных слез, окатил меня словно из холодного душа. На миг, совершенно растерявшись, я замер. Неужели сказал что-то не то?

Однако ее выражение лица говорило об обратном. Она вовсе не расстроилась, а наоборот, воодушевилась и собралась. Вот это та самая Люсиль, которую я знал пять лет назад.

Да уж. Целых пять лет прошло с того момента, как мы закончили школу. Я знал, что она хочет поступить в Институт искусств в Санкт-Петербург, и подыскивал там же себе учебное заведение. Однако мои родители оказались против: не пристало ребенку таких успешных и богатых родителей учиться где-то не в столице. И я остался, а она уехала.

Целых пять лет я думал только о ней. Как она? Получился ли у нее наконец тот сложный тройной оборот? Купила ли она себе новые пуанты или все также наивно верит в удачу старых?

Но при всем желании, я не предпринимал попыток позвонить ей или написать. Безгранично уважая ее мечту, я знал, что только отвлеку ее от работы. Но кое-что у меня все-таки было.

Люсиль не знала, но уже на первой неделе нашего знакомства она просто поразила меня до глубины души. Для своего возраста она была очень сосредоточенной, молчаливой и целеустремленной. Сначала мне просто было интересно: чем же это вызвано? Какую тайну она скрывает? Я ломал голову над этими вопросами ровно до того момента, когда однажды не заметил на ее ногах синяки, а на ступнях кровавые мозоли. Все было настолько плохо, что она каждый раз с трудом и через слезы надевала кроссовки на физру. Потом я заметил у нее в рюкзаке пуанты, и все встало на свои места.

Когда мы общались, она говорила только о балете. Честно, изначально мне было все равно на этот --">